Всей землёй володеть. Олег Яковлев

Но… О, Господи! Изыди, сатана! Уйди, нечестивец! Как посмел, на брата меч поднять!

      Всеволод в ужасе вскочил, отпрянул от ложа и попятился к двери покоя.

      – Уходи! Прощай, чудо пятиязычное! И помни! Помни! – раздался, будто бы откуда-то сверху, жаркий, прерывистый отцовский шёпот.

      Стуча зубами от нахлынувшего страха, Всеволод вылетел в переход и, к удивлению стоявшего со свечами у дверей постельничего, стремглав метнулся прочь.

      Бешено стучало в груди молодого князя сердце.

      «Что привиделось отцу? – лихорадочно размышлял он. – Почему прогнал меня? Ужель… это правда? Я буду киевским князем?! – Он круто остановился посреди перехода. – Да, отец же сказал: будешь. О, Боже, дай же мне больше власти!»

      Немного отдышавшись, Всеволод постарался успокоиться и унять охватившую всё тело дрожь.

      «Так вот почему Переяславль! Как же я раньше не догадался! Торки! Каждое лето приходят туда, – стукнуло ему в голову. – Я один не смогу с ними сладить. Хитёр отец, ох, хитёр! А чересполосица? Даёт земли кусками, в разных частях Руси. Так что, хочешь, не хочешь, а придётся соуза у братьев искать. Но это только пока. А потом… Что потом?»

      Всеволод резко вскинул голову.

      «Я молод, мне всего двадцать три года, я смогу, смогу свершить!»

      Чувствуя небывалый прилив сил, он медленно побрёл дальше по переходу. На душе стало как-то одновременно спокойно, тихо и радостно.

      Дойдя до своего ложа, Всеволод уже совсем уверовал в отцово пророчество. Быстро раздевшись, он повалился на мягкие пуховики. Заснул молодой князь почти мгновенно, глубоко и беззаботно.

      Рано утром его разбудил громкий стук. В ложницу вбежал взволнованный гридень.

      – Княже Всеволод! Отец твой преставился!

      …В великокняжеской опочивальне стояла гнетущая, тягостная тишина. Жёлтое, сморщенное лицо Ярослава казалось жалким, не верилось, что лежит это, уже обмытый и одетый в чистое, великий человек, чьими тяжкими трудами и пóтом укреплена была могучая, огромная держава. Сыновья и бояре стояли возле тела в скорбном молчании, опустив головы. Тихий, болезненный Вячеслав, не выдержав, разрыдался. Боярин Чудин, утешая, ласково положил длань на его вздрагивающее плечо.

      Всеволод, пошатнувшись, прислонился спиной к стене. Весь вчерашний разговор в этой опочивальне вмиг всплыл в его памяти.

      «Изыди, сатана! На брата! Меч поднял!»

      Молодой князь возвёл очи горе и зашептал молитву.

      …Тело великого князя Ярослава положили во гроб и повезли на санях в киевский Софийский собор. Сыновья следовали за гробом, а митрополит Иларион читал заупокойную молитву и призывал их быть достойными своего отца, укреплявшего землю Русскую, «братолюбца и нищелюбца и доброго страдальца».

      В соборе возле мраморной корсты[87], как полагалось по старинному славянскому обычаю, поставили копьё – символ воина, и повесили меч – знак княжеского достоинства.

      «Весь народ и все дети плакали по нему, как

87

Корста – гроб.