Агорафобия. Надежда Нелидова

майским днём вместе с другими родителями она сидела в сквере перед школой. Ждала, когда на крыльцо с весёлым весенним гомоном выплеснутся выпускники с алыми лентами через плечо – вместе с ними её Максимка.

      Тут же молодые мамочки выгуливали своих малышей.

      – Сынок, не уезжай далеко!

      Пухлый шустрик лет четырёх, гордо крутя педали толстенькими ножками, нарезал круги вокруг школы. Новенькие велосипедные колёса сверкали как солнышки.

      – Сынок, пора домой!

      Давно ли её Максимка так же гонял здесь на трёхколёсном велике… Правда, тогда в голову не приходило тревожно окликать детей каждую минуту, быть настороже, глаз не спускать. Время было другое.

      Солнце зашло за облако. Широкая тень наползла на посеревшие кусты и дорожки, и сразу женщины знобко передёрнули плечами, стали накидывать кофточки.

      – Мальчика не видели? – испуганно спрашивала всех молодая мать. – Он на велосипеде за школу заехал, буквально минуту назад? Там, кажется, люки неплотно прикрыты…

      Территорию вокруг школы усыпали встревоженные люди. Среди них нарядными пятнышками выделялись выпускники с лентами и цветами: с вмиг посерьёзневшими нахмуренными лицами, вмиг выдернутые из беспечного детства.

      Максимка с друзьями лазил в канализационные шахты, перепачкал костюм и белоснежную рубашку. Он первым и наткнулся на пацанчика, вынес его на руках.

      И быстро отошёл в сторону. Мать пригнула, притянула к себе сыновнее побледневшее, осунувшееся лицо. Максим морщился и отворачивался, чтобы скрыть слёзы.

      Он всегда был таким – будто его выдернули из позапрошлого тепличного века. Вступая в спор, отстаивая свою точку зрения, он задыхался от волнения, лицо шло нежными розовыми пятнами. Когда классом ехали в автобусе – даже девочки разваливались. Вскакивал один Максимка, учтиво одёргивал штопаную курточку и уступая место старикам. Стойко сносил насмешки одноклассников:

      – Ой-ой, какие мы вежливые!

      – Слизняк!

      – Лыцарь старушечий!

      Престарелая учительница говорила матери: «Берегите его – такие горят за идею». И, отходя с трясущейся головой, суеверно бормотала под нос: «Такие ангелы не живут долго. Нет, не живут». Что с неё взять, старая маразматичка?

      ***

      Пропала Максимкина девушка. Они собирались на пикник. Но декан упросил его пошарить в каталогах институтской библиотеки в поисках какой-то древней книги. Тело девушки нашли вздетым на крюке высоко в теле Башни. Издали казалось, что на вешалке болтается короткое весёленькое, в горох, платьице.

      – Мама, это я виноват! Мама, если бы я был с ней – этого бы не случилось! – Максим бился в материных руках.

      До того он неделю лежал вытянувшись на кровати, со стиснутыми кулаками: когда их разжали, в ладонях от впившихся ногтей остались рубцы. На восьмой день он всхлипнул и разразился мальчишескими ломкими рыданиями. Мать плакала с облегчением – их слёзы смешивались