На днях землетрясение в Лигоне. Кир Булычев

      ТИЛЬВИ КУМТАТОН

      Предыдущую ночь я провел в штабе бригадира Шосве. Командующий использовал меня для связи с военными округами. Затем я попал на первое заседание Революционного комитета. В 13:30 мне пришлось с двумя танками блокировать полицейский участок у порта, потому что тамошний начальник решил сохранить верность правительству. Моим танкистам не пришлось сделать ни одного выстрела. При виде танков полицейские скрутили начальника и сдались. В 4:30 началось совещание бригадира с лидерами политических партий, а через сорок минут мне пришлось покинуть совещание и вылететь на истребителе в Калабам с приказом бригадира об отстранении полковника Синве. Когда я добрался до пыльного Калабама, полковник Синве уже бежал к таиландской границе, и мой визит оказался пустой формальностью. В 9:20 мой самолет вновь опустился в Лигоне. Мне хотелось спать. Я вернулся в президентский дворец. Кабинет бригадира Шосве находился в бывшей парадной столовой президента, гурмана и чревоугодника. На белом овальном столе были расстелены карты. Фен под потолком гонял воздух, и бригадир, чтобы не разлетелись листы, прижимал их по краям ладонями.

      – Все в порядке, Тильви? – спросил бригадир.

      – Все в порядке, бригадир, – сказал я.

      – Отлично. У нас для тебя новое задание. Выспишься потом, когда победим. Полетишь сегодня в Танги. Там только одна рота. Полковник Ван подготовил тебе документы.

      Я мог гордиться поручением революции. Хотя это была не прогулка. Там хозяин – князь Урао. А в городе много его сторонников. И сторонников свергнутого правительства.

      – С этой минуты ты – комиссар Революционного комитета в округе Танги в чине майора.

      – Я – капитан.

      – Преимущество революции заключается в том, что ее участники могут в случае победы рассчитывать на повышение в чине. В случае поражения – на веревку. Ясно?

      Бригадир не улыбался.

      В дверь заглянул автоматчик.

      – Пришли, – сказал он.

      В столовую вошли только что освобожденные из тюрьмы лидеры Народного фронта. Одного или двух я знал по фотографиям. Некоторые еще были в тюремной одежде.

      – До свидания, – сказал мне бригадир и поспешил вокруг стола, чтобы встретить освобожденных. Вдруг он остановился и сказал:

      – Не удивляйся, когда полковник Ван скажет тебе о двух иностранцах, профессорах. Это мой приказ.

      Кабинет начальника оперативной части полковника Вана помещался в музыкальной гостиной, где президент хранил коллекцию музыкальных инструментов. У стен стояли высокие старинные барабаны, над ними висели лютни, бамбуковые дудки, колокольчики, а посреди торчал рояль цвета слоновой кости.

      – Можно поздравить с повышением? – спросил меня Ван. Он тоже давно не спал. На его плечах лежала писанина, а помощников было мало, никто в революцию не хочет заниматься писаниной.

      – Надо достать звездочки, – сказал я. – В документах, наверное, указано, что я майор.

      – О, мальчишеское тщеславие! – воскликнул Ван. – Не зазнавайся. Я тебе открою