Мы, дети золотых рудников. Эли Фрей

но мне не весело.

      – Что с тобой, пряничная девочка? – спрашивает он, когда мы сидим на холме, привалившись спинами к вагонетке, и разглядываем в небе летающих китов. – Ты сама на себя не похожа. Что-то случилось? Ты так странно себя ведешь. Как будто… вот-вот произойдет что-то нехорошее.

      Я должна ему сказать. Это предательство – скрывать от него скорый отъезд.

      – Мы переезжаем, Кит, – плачу я, уткнувшись носом в коленку друга. – Обратно во Франкфурт. Как же мы будем друг без друга? Я не хочу уезжать! Я хочу взять тебя с собой!

      – Ничего не понимаю! Говори помедленнее и не плачь, пожалуйста.

      Нет. Не смогу ему рассказать так, чтобы он понял. Это слишком больно… Я улыбаюсь, глотая слезы:

      – Все хорошо, Кит. Не бери в голову. Давай лучше еще наловим светлячков…

* * *

      В последний день перед отъездом, когда мы прощаемся у забора, я прислоняю к сетке ладони.

      – Завтра я уезжаю. Не приходи.

      Он кладет на забор свои ладони.

      – Завтра идешь куда-то? В гости? Я думал, мы завтра пойдем за шахты – саранки[14] выкапывать. Ты же обещала!

      – Прости, что скрываю. Но я не хочу, чтобы ты знал, потому что ты придешь меня провожать, а мне из-за этого будет грустно. Я хочу, чтобы наша дружба кончилась сегодня. Но это только на три года.

      Кит смотрит на меня с беспокойством:

      – Что, завтра не вернешься? Эх, а саранки? Послезавтра за ними пойдем?

      Я улыбаюсь, сдерживая слезы:

      – Прости, Кит. Не злись на меня.

      Он видит, что я улыбаюсь, и улыбается в ответ. По глазам его я вижу, что он так ничего и не понял… Если бы знал, что скоро произойдет, он бы не был таким веселым сейчас.

      – Круто! Значит, послезавтра пойдем за саранками. Ты знаешь, если их пожарить на костре – это объедение. Устроим настоящий пир! Ну что, прощаемся до послезавтра?

      – Ты будешь меня помнить, Кит? Меня не будет три года… А потом я вернусь, обещаю.

      – Я буду ждать тебя, пряничная девочка!

      Он говорит беззаботно и легкой походкой уходит прочь.

      Я смотрю, как он скрывается в nebel. Его походка… Такая странная, подпрыгивающая. Плечи поочередно выдаются вперед, локти отставлены в стороны. Он копирует походку взрослых ребят, так Кит пытается казаться старше и выше, чем он есть. Волосы взлохмачены, штаны подвернуты снизу в несколько оборотов, в руке – Китькина радость, немного поржавевшая от влаги.

      Я запомню его именно так, со спины.

      А лицо… Черные волосы, черные ресницы… Огромные глаза, почти белые, мутные, как nebel. Его лицо в моем сознании почему-то начинает расплываться почти сразу же после ухода Кита.

      Я выплетаю из косички розовую ленточку и привязываю к забору. Кит увидит ее и все поймет.

* * *

      Когда была маленькой, я часто воображала, что я принцесса и что меня похитили Злые мальчишки и увезли в свое Темное королевство.

      Знаете, о чем я мечтала? О том, чтобы появился Прекрасный добрый принц, который бы спас меня и увез в свое Светлое королевство?

      Нет.

      Я

14

Многолетнее луковичное растение, корни которого съедобны и имеют сладковатый вкус.