Элемент 68. Александр Дергунов

опять? Мне нравятся опять. Еще два поцелуя.

      – Отвечай.

      – Про что?

      – Про неопосредованный процесс.

      – А если вот так?

      – Щекотно. Перестань. Отвечай на вопрос.

      – Ты уже сам про все ответил.

      – Объясни.

      – Зануда. Все действительно просто. Если ты видишь, например, полотно, то есть раму, холст, сгустки краски и картинку, сложившуюся из этих красок, то ты рассматриваешь вещь, а не произведение искусства. Неважно, насколько точно переданы цвета и прорисованы контуры.

      – А что я должен видеть?

      – Не видеть, а, скорей, ощущать. Эмоциональный образ. Восторг заката, флирт фокстрота с крепдешиновой юбкой, тоску венчания юной девы со стариком.

      – Так все же искусство – процесс или ощущение?

      – Процесс передачи образов, переданных свыше.

      – Откуда свыше?

      – От бога, от Абсолюта, из ноосферы.

      – Переданные как?

      – Через откровение, красоту природы, случайное обнажение истины.

      – То есть художник все же посредник?

      – Не пытайся меня запутать. Художник – неотъемлемая часть процесса. Резонаторный ящик, усиливающий благую весть и отливающий ее в форму, удобную для восприятия: в книги, картины, скульптуры.

      – Зритель – это конечная точка процесса?

      – Хороший зритель равновелик художнику – он способен воспринять образ и транслировать его дальше.

      – Откуда ты все это знаешь?

      – Это знают многие. Просто я умею это просто объяснить.

      – Откуда ты умеешь это просто объяснить?

      – От профессии. Я дизайнер. Переводчик с языка высокого на язык вещей. Беру болванки прекрасного и обтесываю их до форм, угодных потребителю.

      – В точности формулировок тебе не откажешь.

      – Я сдала экзамен на право быть сегодня твоей любимой наложницей?

      – Да.

      – Тогда поцелуй меня… Здесь. И здесь. Не спеши – за каждую расстегнутую пуговицу ты должен говорить по нежности. За молнию – три нежности. Нет. «Птица-говорун» – это не нежность. Даже если любимая.

      В последний раз перед штурмом Алексей видел Чистякова в пластиковом раю ресторанного дворика. Встречались на третьем этаже крупного торгового центра, где внизу растеклись полки супермаркетов, а на втором уровне бутики предлагают предметы роскоши представителям среднего класса.

      Баграт примчался в деревню с утра пораньше, усадил Алексея в машину и погнал в город, обещая объяснить все по дороге. На Рижское шоссе выскочили после десяти, когда поток легковых машин ослабел, а правый ряд плотно забился бесконечным караваном фур. Если в цепочке грузовиков попадался неторопливый водитель, то начиналась чехарда с резкими забросами большегрузов во второй ряд, вилянием прицепов, злой матерщиной клаксонов.

      Баграт орал в голос на фуры, на женщин-водителей, на малолитражки, путающиеся под колесами его внедорожника.

      – Хоть объясни, что случилось.

      – А сейчас друг твой нам все объяснит. – Баграт поддал газа, чтобы не пропускать