Рассказы про геолога Векшина. Анатолий Музис

палатки. Солнце настолько нагрело ткань, что даже ветерок был не в состоянии ее остудить. Но может быть именно поэтому в палатке никого не было и никто не мешал Наде. И, тем не менее, писать было трудно. Надей владело двойственное чувство: те, с которыми ей предстояло сдружиться, еще не были ее друзьями; палатка, в которой она сидела, хоть и являлась ее жильем, но была жильем необычным, еще чужим, со своими законами и правилами.

      «Мною владеет двойственное чувство, – писала Надя. – Те, с которыми предстоит сдружиться, еще не стали моими друзьями; палатка, в которой я сижу, еще чужая мне, у нее свои законы, свои правила. Подойду ли я здесь или так и останусь чужой и далекой?..».

      Надя подняла голову. Прямо перед ней возвышался столб, поддерживающий свод палатки. В столб были вбиты гвозди и на них висели куртки, плащи, полевые сумки.

      Раскладные парусиновые койки стояли тесно одна к одной по смешному растопырив тонкие деревянные ножки. На кой-ках лежали спальные мешки, где свернутые в рулон, где сложенные пополам, а где и разостланные, но аккуратно расправленные и застегнутые – чувствовалось, что палатка женская. И только койка, на которой сидела Надя, была неприятно голая – Надя еще не успела получить спальный мешок.

      В палатку вошел человек и остановился, загородив свет. Это был парень среднего роста, остриженный наголо и одетый очень небрежно. Его мешковатые хлопчатобумажные брюки были перепачканы мукой, а выцветшая майка-безрукавка не скрывала татуировки на груди – большого синего орла. Голова и плечи парня тоже были припорошены мукой и даже на кончике носа сидело смешное белое пятнышко.

      – Вы Стрешнева? – безошибочно определил он.

      – Я.

      – Будем знакомы. Векшин Илья.

      Он крепко тряхнул Надину руку и сказал:

      – Меня Викентий Петрович к Вам послал. Пойдемте, получите спальный мешок, да, заодно, поможете мне. Завтра выезжаем, а еще почти ничего не получено. «Спальный мешок – это человек!» – добавил он непонятное…

      Вторжение Векшина в ее мысли было столь неожиданно и бесцеремонно, что Настя даже оторопела. Она смотрела на него, не зная, что ответить. Лишь мгновенно проскользнула в сознании одна мысль: «Значит, Инокентьев не забыл ее. Распорядился».

      Илья не понял ее молчания. Он решил, что пауза относится к его костюму.

      – Вы не смотрите на меня, – сказал он. – Я, когда выезжаю в поле, всякую связь с цивилизацией порываю. Галстук «по боку», костюм тоже. Люблю старое донашивать… Одеваю вот эту хламиду – он хлопнул себя по брюкам, брею голову…

      Надя вспомнила бородатых парней, ходивших по двору, и улыбнулась.

      – А бороду не отпускаете?

      – Нет, бороду не отпускаю…

      Илья говорил весело и бесцеремонно, и Надя смотрела на него и не могла поверить, что он говорит правду. Ей, молоденькой девушке, студентке четвертого курса все женатые люди казались стариками, казались категорией людей, до которой Наде так далеко, как до звезд, до луны. А Илья не укладывался