Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848. Ниал Фергюсон

банком «Арнштайн и Эскелес» (Arnstein & Eskeles) и гамбургским банком «Пэриш и Кº» (Parish & Со.), Соломону и Джеймсу удалось принять участие в начальных выплатах Пруссии и Австрии. Даже британские и русские контрибуции они не могли воспринимать как нечто само собой разумеющееся.

      Отчасти трудности возникли из-за упадка влияния. Данмор, представитель Херриса в Париже, был настроен не так «дружелюбно», как сам Херрис, в то время как министр иностранных дел Российской империи граф Нессельроде имел основания благоприятствовать Гонтарду. Ротшильды сочли серьезной неудачей отставку сначала Жерве, а затем и Херриса. Хуже того, другие чиновники, с которыми им пришлось вести переговоры, – Мериан в России и Ротер в Пруссии – отказались брать взятки. Но истинной проблемой стало то, что после заключения мирного договора усилилась конкуренция. Прибыль составляла всего 1,5 % или даже меньше. В связи с этим Джеймс жаловался: «…мы совсем не рады конкуренции, потому что в деле слишком много народу». Соломона особенно раздражали представители Австрии, которые «переходили из одного банка в другой ради лишнего су». В конечном счете они с Джеймсом стали почти фаталистами: «Здесь невозможно проводить крупные, блестящие операции. Но, раз уж мы взялись… возьмем все, что можно, чтобы дело не уплыло к другим». Как они часто повторяли, утешало их только одно: дружеские отношения с правящими дворами, какими бы низкодоходными они ни были, вели к операциям в будущем. Братья никогда не воротили нос от мелких операций и с радостью авансировали мелкие немецкие княжества. Кроме того, они авансом же проводили компенсационные выплаты со стороны России за нанесение ущерба частной собственности русскими войсками.

      Однако куда более обескураживающей стала неудача Джеймса получить долю в операции, которая готовилась с другой стороны «контрибуционного уравнения». Уже к концу 1816 г. стало ясно: Франция сможет выплатить контрибуцию и содержать оккупационные войска только посредством крупного займа. Несмотря на попытки урезать потребление и поднять налоги, стране никак не удавалось накопить ежегодный излишек сверх 170 млн франков – не в последнюю очередь из-за несговорчивости крайне жесткой, ультрароялистской палаты депутатов. «Бесподобная палата», как прозвал ее Людовик XVIII, как и большинство народных собраний XIX в., куда избирались в соответствии с принципом имущественного ценза, не горела желанием повышать прямые налоги. Более того, бюджет 1816–1817 гг. показал дефицит свыше 300 млн франков, и финансирования удалось добиться лишь с большим трудом через краткосрочное кредитование. Более того, рынок столицы Франции сам по себе был слишком слаб, чтобы без посторонней помощи справиться с новыми эмиссиями так необходимых рентных облигаций. Когда пятипроцентные облигации упали до 50, правительству пришлось обращаться за помощью за границу – у него просто не оставалось другого выхода.

      Сразу после второго отречения Наполеона перспективы Ротшильдов относительно влияния на французский двор были неплохими.