Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!». Герман Романов

убил ударом кулака, попав в сердце, а второго приказал забить батогами – не уследил, бедолага, за конем.

      Так что парню еще радоваться нужно было, ведь побои для кабальных холопов, вечных и бесправных рабов, дело привычное, житейское, так сказать – кому больше, кому меньше, но достается всем и всегда, за любой реальный или мнимый проступок, как господину заблагорассудится. И за убийство их никто осуждать не будет!

      – Сложи поленья, скотина! В очаг подложи вначале!

      Сартский пнул закопошившегося на полу парня носком сафьянного сапога и отвернулся.

      Накопившееся за последние часы раздражение схлынуло. На душе стало легче, но потом, как он знал, снова не будет находить себе места от нетерпеливого ожидания.

      Должен же ведь наступить и час его триумфа, когда получит долгожданное известие, что целый хирд свирепых северных викингов напрочь вырезал и испепелил мятежное Белогорье, что словно заноза отравляло ему жизнь уже долгие годы!

      – Сегодня, всяко разно сегодня…

      Магнат зловеще прошипел сквозь крепко стиснутые зубы и посмотрел на избитого в кровь холопа, что преувеличенно старательно складывал березовые поленья у зева огромного камина, внутри которого уже весело плясали большие языки пламени.

      Замок ведь каменный, в зимние холода насквозь промораживается. Так что простыми печами здесь никак не обойдешься. А вот открытый очаг не только быстро согреет огромное помещение, но и для других надобностей легко послужит.

      В таком камине запросто можно целого быка на вертеле зажарить, что здесь неоднократно проделывалось долгими зимними вечерами, когда в зале собиралась вся его многочисленная шляхта и устраивались бесконечные пиршества.

      – Пошел вон, дурень!

      Холоп низко поклонился и, стремительно пятясь спиной, выскочил из зала, тихо прикрыв за собою толстую дубовую дверь, а Сартский медленно прошелся вдоль длинного массивного стола, хрустя костяшками крепко сжатых кулаков. Настроение у него почему-то опять стало портиться…

      – Пан Конрад, у меня вести из Бяло Гуру!

      Голос кастеляна вывел магната из размышлений, и он стремительно обернулся. Ярослав Замосцкий стоял перед ним с раскрасневшимся лицом, по губам скользила загадочная улыбка.

      Именно она сразу привела пана в возбужденное состояние, и Сартский ликующе выдохнул:

      – Судя по твоему виду, вести хорошие?!

      – Это с какой стороны посмотреть, ваша милость…

      По губам верного шляхтича опять пробежала все та же странная улыбка, но вот глаза вспыхнули нездоровым огнем, и в животе сразу похолодело от плохого предчувствия.

      – Да не томи мне душу, Ярослав, не зли!

      Сартский возбужденно топнул ногою, чувствуя, как быстро закипает в душе гнев. Кастелян это понял и решил не доводить до греха – магнат мог взбеситься, и тогда было бы совсем плохо.

      – Все хирдманы, пошедшие на Белогорье, полегли скопом. Перебили их там две недели тому назад…

      – Как все? Их же полторы сотни!

      Магнат