Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!». Герман Романов

жиже его хоть и ужасала, но майор сражался до конца, пока полностью не обессилел.

      Вскоре предстояло принять неизбежное, без скулежа и причитаний, как надлежит воину. Ведь главное не только жить достойно, нужно и погибать с гордо поднятой головою.

      – Писец!

      Никитин выплюнул забившую рот жижу, на секунду с горечью пожалев, что лучше утонуть в воде, а тут запашок как в канализации. Недаром самураи себе делали харакири, сеппуку то есть, при свете солнца, вдыхая запах чистого воздуха, любуясь на солнышко.

      Эстеты эти японцы, мать их за ногу! Их бы в это дерьмо, с головою по макушку окунуть, чтоб рвало от тошноты, наизнанку выворачивало. Да еще глаза с ноздрями этой мерзостью намазать – вот тогда бы они поняли, что ритуалы не выбирают!

      Это им не игрушки – фигушки показывать!

      – Боже мой! Помоги!

      Слова вырвались непроизвольно. Андрей, ожидая, как в его торчащий на поверхности рот вольется омерзительная жижа вместо живительного последнего глотка воздуха, с немалым изумлением понял, что дальше в глубину он не погружается.

      Более того – что-то довольно крепко поддерживало его спину, не давая ей проваливаться вниз. Да и ноги неожиданно освободились от тисков и теперь медленно, по сантиметру, преодолевая густую вонищу, устремились к поверхности.

      – Ух ты, подействовало!

      Столь быстрая помощь на его отчаянный призыв к небесам привела бывшего офицера (что одно время в молодости являлся заядлым атеистом и этим бравировал, но только до первой войны и пролитой крови, после которой чуть ли не все военные моментально обращаются к Богу) в глубокий религиозный экстаз.

      Никитин принялся с необычайной торопливостью читать все молитвы, которые помнил – и на латыни, и на церковнославянском, сочетая их с призывами на чисто русском языке. Ведь когда прижмет, поневоле вспомнишь очень многое…

      – Ну надо же!

      Сколько времени прошло, Андрей не помнил, так же как и не ощущал своего окаменевшего от холода тела. Утреннее пробуждение показалось ему сейчас нахождением в хорошо протопленной баньке, а ведь он еще жаловался. Недаром говорят, что все познается в сравнении!

      Только сейчас он понял, почему еще не утонул в трясине, а лежит на ее поверхности наподобие Андреевского креста, раскинув буквой «Х» ноги и руки по сторонам.

      Плащ, свернутый в рулон, в туго завязанном кожаном мешке, несмотря на полпуда тяжести в виде золота, сыграл роль поплавка. Так же как и штаны из того же материала, надувшиеся воздушным пузырем, вытянули его ноги на поверхность.

      Правда, без добротных сапог, которые своими золотыми рыцарскими шпорами зацепились за какую-то корягу. И очень кстати, что попали именно на нее – ведь благодаря этому ему и удалось их сдернуть с ног.

      «Если я так и буду неподвижно лежать, то вскоре одубею окончательно. Нужно хоть как-то пошевелиться и вытереть лицо – а то ни хрена не вижу!»

      Мысль показалась Андрею здравой, и он приподнял правую руку, медленно сгибая ее в локте. Неустойчивое и без того положение резко изменилось