Записки сержанта. Владимир Владимирович Чихнов

длинную шею, замахал руками Плотников.

      – А ну тебя, – донеслось.

      – Ишь, не в настроении, – довольный, заметил Плотников. – Вчера мужик ее пришел пьяный с работы и сразу лег спать. Даже не удовлетворил. Хмелевой жаловалась. Зойку, мне кажется, трудно удовлетворить. Худая – жадная.

      – Это зависит от организма, темперамента, а не – худая, толстая, – запальчиво принялся объяснять Вадим. – Думаешь, худая, так много надо? Не всегда так. Есть женщины, которым совсем не надо.

      – Клавдия вот уж лет десять живет одна с дочерью, – стал Алексей серьезным. – Я не слышал, чтобы она гуляла, кто-то у нее был.

      Вадим жадно затянулся сигаретой, сплюнул:

      – Не слышал… В тихом омуте черти водятся. На днях у нее был день рождения. Подхожу я к ней, говорю: в гости приду. «Ой, я не готова к гостям». Заплакала. «А, кошка ты», – думаю. Буду за тобой еще бегать. Строит из себя.

      «Станет она каждого принимать. Она не дура», – подумал Плотников, проникнувшись гордостью за Клавдию.

      Пашков, не сводивший глаз с Плотникова, не выдержал:

      – Неисправимый ты, Алексей, человек. Тебе через неделю на пенсию, а ты все о женщинах думаешь. Ты давай брагу ставь. Угощать нас будешь. Если не угостишь, лучше в цех не приходи. Понял?!

      – Мне ящик водки обещали оставить по справке, – признался Алексей.

      – Ну смотри, чтобы ящик водки был, – Пашков успокоился.

      Плотников за глаза называл Сергея балаболка.

      Пенсия для кого-то – это трагедия: работал, работал человек и оказался не у дел, никому не нужен. Не надо рано вставать, идти на работу. Нарушается привычный ритм жизни. Для кого-то пенсия – долгожданный отдых. Алексей ждал и не ждал пенсию: придет – и ладно. И вот, через неделю с небольшим – пенсия. Сильно болели руки. За кувалду Плотников уже не брался, а если надо было хорошо ударить, просил Пашкова или Дмитрия. В помощи никто не отказывал.

      – Был у нас в СМУ бригадир один, Андреев, – рассказывал Вадим. – Баран бараном. Интересно он закрывал наряды. Я значит, режу, варю, а он, козел, пишет мне в нарядах: уборка снега. И говорит мне, мол, я тебе в наряде закрываю девять тонн, а разве ты перекидал бы столько снега за смену? А перекидка снега стоит копейки. Ты мне, балбес, заплати за произведенную работу, и у меня выйдет пятнадцать-шестнадцать рублей в смену. Видишь, как у нас делается? Не хотят платить. На зарплате экономят. А сколько у нас денег уходит на никому ненужные объекты? Канал построили, а оказалось, что его не надо строить, для экологии вредно. Деньги затрачены. Нет у нас хозяина.

      – Так оно, – кивнул Плотников. – Как-то откомандировали нас, человек двести, на уборку картофеля. Приехали в колхоз, а там убирать нечего. Ведро картошки на человека. Целый день просидели. А ведь платить всем надо. В среднем девять рублей на человека. Капиталист бы так не сделал.

      – Платить не хотят, – закурил Вадим, это уже была вторая сигарета. – Если бы мне платили, я бы эту стойку за четыре часа заварил, а так я ее буду варить смену, потому что мне все равно больше не заплатят. Что я буду варить четыре часа, что