Дарите любовь. Коллектив авторов

Ивановна страдала не слишком долго. Встречала очередного мужчину, который западал ей в сердце. И начинала чудить.

      В больнице, где я ее встретила, Анне Ивановне полюбился один из хирургов. Но в отличие от многих предыдущих избранников, он к обожанию относился благосклонно. Пирожки ел и нахваливал. От носков тоже не отказывался – пригодятся натянуть под резиновые сапоги, в лес, на дачу. На трогательные открытки с котятами и сердечками реагировал улыбкой.

      Словом, роман развивался, веселил коллег, в горячую фазу конфликтов и обид не переходил. Жена у хирурга тоже попалась спокойная, неревнивая. Хоть ей сразу же доброжелатели и доложили про влюбленную идиотку…

      Анна Ивановна регулярно писала заявления с просьбой перевести ее из терапии в хирургию. Заведующие плевали на просьбы в надцатый раз. И объект обожания санитарки обитал на другом этаже.

      Сорокалетний хирург на ночных дежурствах хомячил горячие, специально для него испеченные пирожки с вареньем. А я, как и остальные, над историей потешалась… Из песни слов не выкинуть. Мне тоже было смешно наблюдать за развитием событий.

      Как-то в выходные наши графики совпали. Напарница заболела. И на все немаленькое хозяйство мы с санитаркой остались вдвоем. Я бегала суматошно, старалась успеть все сразу. Анна Ивановна невозмутимо кормила пациентов. Убиралась. И поглядывала на мое мельтешение. В какой-то момент уже перед сном я поняла, что плохо соображаю, силы тают. А вышла на сутки. То есть с утра и до утра.

      И вот, когда пациенты еще не уснули, но начинали укладываться, а мне предстояли разнообразные хлопоты (например, ночные уколы, пара клизм перед завтрашними исследованиями, еще банки для сбора мочи приготовить и разнести, вечернюю температуру отметить в историях болезней и т. д.), закружившись, я плюхнулась в раздаточной на стул. Налила себе остывшего чая. И обнаружила, что ко мне подкрадывается Анна Ивановна – с дымящимся бокалом в руке.

      – Держи. С лимонником, перцем. Сейчас полегчает.

      Мы с Анной Ивановной не приятельствовали. Поэтому заботе я удивилась. Поблагодарила. Отпила пару глоточков. Чай в самом деле бодрил. Термоядерный напиток, как сейчас помню. Я закашлялась, проморгалась. Поняла, что начинаю потеть.

      – Ничего себе! Сейчас дым из ушей пойдет.

      – Продирает? Так и надо. Ты пей, пей. Потом побежишь шустренько, все успеешь. И вот что, дай мне журнал с историями. Температуру проставлю. И список анализов. Напишу квиточки для банок.

      Помычав и покивав, я согласилась. Отбрыкиваться от помощи не было сил.

      Часа через два, когда все завершилось, было убрано, рассортировано, в нашем отделении воцарился покой.

      Я разнесла последнюю банку. Поставила финальные галочки в журнале. Навела порядок в процедурной. Умылась. И приготовилась вздремнуть пару-тройку часиков на кушетке.

      Ко мне снова подошла Анна Ивановна. Она тоже готовилась лечь спать на диване в холле у поста. Уже стерла помаду и широко зевала, поблескивая золотыми коронками.

      Шестидесятилетняя