Финист – ясный сокол. Андрей Рубанов

видимо, крайнюю досаду, и сожаление, и недовольство собой: скорее всего, он действительно просто забыл о нас.

      Тем временем за забором снова заскрипела тяжёлая дверь, и появился третий, уже нам знакомый старый дядька, сопровождавший мальчика во время праздника, тот, что перебрал пива и неудачно сиганул через костёр; теперь он был угнетён духом и лохмат, но внешне устойчив. В одной руке он держал факел, а в другой – тяжкую палицу, окованную медной полосой.

      – Чего тут? – крикнул он.

      Велибор оглянулся на него.

      – Я принесу, – сказал он нам и сделал движение, чтоб уйти. Но Кирьяк ухватил его за богатый рукав.

      – Погоди, – сказал он. – Побудь с нами. Скажи, чтоб вынесли.

      – Две серебряных, – добавил я, одновременно глядя мимо Велибора, на его дядьку, и улыбаясь.

      Велибор сообразил, кивнул, и заячье выражение пропало с его лица. Он оглянулся на похмельного, шумно сопящего дядьку и велел принести кошель. Дядька недовольно вздохнул, положил палицу себе под ноги и, не сходя с места, вытащил из-за спины кошель, уже, оказывается, приготовленный, висевший у него сзади на поясе.

      Пёс продолжал заходиться ненавистью, клацал зубами и ударялся грудью о забор.

      Дядька не отдал весь кошель Велибору. Сам развязал шнур и невесело спросил:

      – Сколько надо?

      – Две серебряных.

      Дядька достал две серебряных деньги и швырнул в нашу сторону, целясь попасть под ноги, чтоб, значит, унизить.

      Но Кирьяк быстро сообразил и выскочил вперёд, навстречу летящим деньгам, – и ловко поймал обе у самой земли.

      – Удачи вашему дому! – крикнул он так нагло и весело, как только он умел; забросил обе деньги за щёку, поклонился небрежно – и пошёл прочь, не теряя ни мгновения.

      Я и старый Митроха коротко кивнули мальчику Велибору и припустили следом, не сказав более ни слова, оставив за спиной и Велибора посередь улицы, и двух его присных в воротах огромного дома, и опасную псину за забором.

      Если расчёт получен, уходить лучше сразу.

      На половине пути, оглянувшись, я увидел, что человек с чёрной бородой шагает за нами сзади, отставая шагов на пятьдесят.

      – Херово дело, – сказал дед Митроха, когда я показал ему соглядатая. – Пошли за мной.

      Мы свернули в переулок.

      У входа в кружало на утоптанной нечистой земле валялись трое или четверо тех, кому уже хватило.

      Дверь болталась на одной петле; Митроха толкнул локтем и вошёл первым.

      Внутри – воздух словно спёрли, воняло горелым жиром, колебалось лучинное пламечко; густой многоголосый храп заглушал прочие звуки. На полу вповалку лежали упившиеся, в чувстве и без него; ни один не мог держать спину прямо, кроме самой хозяйки-кабатчицы.

      Очаг уже был потушен, в дымник задувало ночным ветром. На стенах висели доски, изрезанные сложными рунными ставами, – я не смог разобрать ни одной надписи.

      Здесь мы втроём сели за стол и сдвинули головы.

      Кирьяк выплюнул одну из двух монет и отдал мне – я, в свою очередь, точно так же спрятал её во рту.

      – С наживой не