По Мясницкой по улице Кирова. Павел Козлофф

м тот же балет. Стихи лучше читать, а не слушать. Один на один. На Западе, если что, идут к психологу. У нас – к приятелю на кухню, чтобы распить бутылку-другую. Стихи – часто – могут заменить упомянутого приятеля с бутылкой. И похмелья нет. И читать можно не один, а сколько угодно раз. Ну разве, например, подобное может не утешить?

      Мне для решительного шага

      Совет был в молодости дан:

      Вас ждет Париж, вас ждет Гаага,

      Вас ждет стремительный роман.

      Сорокаградусная влага

      И самый лучший ресторан.

      С тех пор прекрасная Гаага

      Все ждет решительного шага!

      Вот что я вам скажу, уважаемые Париж и Гаага, – не дождетесь. А знаете почему? Да потому что есть такая земля – Москва.

      …И, Садовым кольцом опоясанный,

      Задержусь возле Красных ворот.

      Пусть погода сегодня не ясная,

      Но я слышу, как сердце поет.

      Козлофф – удивительно московский поэт. Живет и родился в Москве, тут все понятно, но он еще и живет Москвой, ее духом и ее буквой:

      В метро сегодня, окрыленные,

      Все с красной ветки на зеленую.

      Да и с оранжевой на синюю

      Все молодые и красивые…

      Не всё и не всегда, увы, так радужно. В любимом городе и упасть можно. Скользко. Плюс вечная стройка. «Улучшения» и «благоустройство», когда они уже кончатся наконец!..

      Кто вас придумал, плиты тротуарные!

      Для истребления народа он был прав!

      Отсюда переломы рук ударные

      И в гипсе тазобедренный сустав.

      Пока до «скорой» я страдал на Баррикадной,

      У перехода на коварном вираже,

      Народ все падал, поднимался, снова падал

      И обессилевал опять вставать уже.

      Поэт падает, ему больно, а мы улыбаемся. У него настоящий перелом, но стихотворение шуточное. Оно и ему помогло, уверен, и нам может помочь.

      В сборнике Павла вы встретите не только нашу любимую Москву, но и другие города и страны (не менее прекрасные), в сборнике множество самых разных имен и лиц, невероятно интересных. Они поэту как родные, как близкие приятели.

      А все же от Москвы не уйти. И не надо, я считаю:

      Изъезжен город славный мой, исхожен,

      Маршруты все изведаны, пути.

      Одно меня порой желанье гложет —

      От Пушкинской до Сретенки пройти.

      Ночная тишь машинный шум стреножит,

      Встревоженному эху нет конца,

      И вряд ли где найдешь конец, похоже,

      Безлюдного Бульварного кольца.

      Павел не сатирик и не юморист, в его стихах лишь добрая усмешка, и всегда, разумеется, только над собой:

      У меня растут года,

      Мусы и борода

      Сделались седыми.

      Но как прежде юн и свеж

      Взгляд глазами цвета беж,

      Умными такими.

      Кстати (или некстати – неважно), немного отвлекусь. Насчет двух «ф» в фамилии. Ну, а куда деваться? В России иметь фамилию «Козлов» – все равно что не иметь никакой. Знаете, сколько писателей с такой фамилией? С ума сойти.

      Я работаю в газете, где печатаются книжные рецензии. Так вот, однажды мы написали про книжку писателя Владимира Козлова (довольно известный прозаик). Но, как выяснилось, есть еще один Владимир Козлов, чуть более молодой, но тоже уже известный. Разумеется, мы их перепутали. Обиделись, кажется, оба. Так что я вполне понимаю Павла, а писать буду «Павел», а не по фамилии, потому что фамилию «Козлофф» трудно склонять.

      Так вот, Павел – невероятно московский поэт. Но, конечно, в стихах его не только Москва. Тут много музыки, что понятно и естественно. Иногда она проступает настолько тонко, настолько сказочно и остроумно, что диву даешься:

      У кошки Матильды ее отбирают кота,

      Не ради корысти, а для исторической правды.

      Его не коснулась, поверьте, ее фуэта,

      А если б коснулась, то он бы отвергнул, поправ бы.

      Именно же «фуэта». Здесь, согласитесь, не только музыка на ум идет, но и, сами понимаете – фуэта фуэт и всяческая фуэта.

      А вот какое замечательное совершенно продолжение Пушкина А. С. (напоминать не стану, сами, конечно, знаете):

      Снег выпал только в феврале

      И был настолько изобилен,

      Как говорил – ты не жилец

      На нашей матушке-земле.

      Лишь тьмой недюжинных усилий

      Я откопался наконец.

      А