Каждый выбирает по себе. Юрий Левитанский

улыбаешься:

      «Что, мол, опять за шалости?

                          Нет в тебе, видно, жалости!

      Где же черты солидности,

                          признаки возмужалости?..»

      Все это знаю издавна  –

                          не к чему повторенье.

      Тихо выходим из дому  –

                          я и стихотворенье.

      Мутную тишь дремотную

                          ранняя птаха будит.

      Нет у меня солидности,

                          видимо  – и не будет.

      Дачу еще не выстроил,

                          не обзавелся чином.

      Толстую палку выстрогал

                          ножиком перочинным.

      Иду не спеша, помалкиваю,

                          палкой своей помахиваю,

      с мокрой травы в лесу

                          стряхиваю росу.

      «Лес лопочет у окна…»

      Лес лопочет у окна

                          в полудреме.

      Женщина живет  – одна

                          в чужом доме.

      Дом не брошен, не забит.

                          Войди в сени  –

      и почувствуешь: забыт,

                          забыт всеми.

      Полумрак и тишина,

                          ничего кроме.

      Женщина живет  – одна

                          в чужом доме.

      На диване дремлет кот

                          ожирелый.

      Муж ей дарит в Новый год

                          ожерелье.

      Он ей много покупал,

                          много купит.

      Тянутся к ее губам

                          его губы.

      Занавешено окно,

                          постель постлана.

      Все вокруг занесено.

                          Уже поздно.

      Лес бормочет у окна

                          в ночной дреме.

      Женщина живет  – одна

                          в чужом доме.

      «Как медленно тебя я забывал…»

      Как медленно тебя я забывал!

      Не мог тебя забыть,

                          а забывал.

      Твой облик от меня отодвигался,

      он как бы расплывался,

                          уплывал,

      дробился,

                          обволакивался тайною

      и таял у неближних берегов  –

      и это все подобно было таянью,

      замедленному таянью снегов.

      Все таяло.

                          Я начал забывать

      твое лицо.

                          Сперва никак не мог

      глаза твои забыть,

                                              а вот забыл,

      одно лишь имя все шепчу губами.

      Нам в тех лугах уж больше не бывать.

      Наш березняк насупился и смолк,

      и ветер на прощанье протрубил

      над нашими печальными дубами.

      И чем-то горьким пахнет от стогов,

      где звук моих шагов уже стихает.

      И капля по щеке моей стекает…

      О,