Поговорим о депрессии. Признать болезнь. Преодолеть изоляцию. Принять помощь. Дэвид Аллен Карп

этого наименования. Диагностические расхождения и чрезвычайно неопределенные взаимосвязи между симптомами, диагнозами, лечением и терапевтическими результатами значительно подрывают валидность биологической модели в психиатрии. Томас Сас формулирует это так:

      Утверждение, что человек в конкретном случае болен, потому что сам пациент или другие считают это болезнью, или потому, что это похоже на болезнь, или потому, что врачи диагностируют это как болезнь и лечат медикаментами, как если бы это была болезнь, или потому, что это позволяет определять субъект как инвалида, или потому, что эта проблема ложится экономическим бременем на семью субъекта или общество, – не имеет никакого отношения к научному понятию болезни (курсив оригинала. – Д. К.)[42].

      Сегодня методология DSM, в основе выявления и классификации психических расстройств, стала объектом прицельной критики, но в середине 1990-х казалось неоспоримым, что тяжелая депрессия может быть и «подвержена влиянию» окружающей среды, но ее первопричина – биологическая, нарушение химических процессов в мозге. Нужно отметить, однако, что превалирующая сегодня «теория» дефицита нейромедиатора была сформулирована совершенно случайно. В 1950-е годы исследователи, тестировавшие новый препарат для лечения туберкулеза, заметили, что он оказывает благотворное воздействие на пациентов, страдающих психозом. Дальнейшее исследование показало, что этот препарат (а позднее и другие подобные ему) повышал уровень некоторых нейромедиаторов, главным образом серотонина, в головном мозге. Со временем производство лекарств, разработанных по этой теории, возросло, а в телевизионной рекламе новейших антидепрессантов появились мультяшные нейромедиаторы, перепрыгивающие через синаптическую щель. Затем реклама потчевала нас изображениями депрессивных в прошлом людей (в первую очередь женщин), радостно танцующих на лужайке. К середине 1990-х годов биологическая теория, повторяемая вновь и вновь, казалась не опровержимой.

      Несмотря на повсеместное признание нашей культурой новой биологической революции в психиатрии, всегда слышны были и критические голоса несогласных. В конце концов, в отличие от традиционных областей медицины, психиатрия не провела ни одной диагностической проверки, подтверждающей биологическое нарушение, которое предположительно наличествует в мозге депрессивных людей. Нежелающим принимать антидепрессанты врачи иной раз говорят, что это лечение аналогично приему инсулина при диабете, однако эта аналогия не работает, потому что связь между дефицитом инсулина и диабетом была доказана. Биологическое происхождение диабета не оспаривается наукой. И напротив, связь между дефицитом нейромедиатора и депрессией – по-прежнему дело веры, а не науки. Коротко выслушав симптомы пациента, врач просто решает, что такой дефицит имеется и его нужно лечить с помощью психотропных препаратов.

      С недавних пор легитимность биологической революции в психиатрии и приписываемые

42

T. Szasz, Pharmacracy: Medicine and Politics in America (Westport, CN: Praeger, 2001), p. 25.