Повесть об Анне. Владимир Олегович Яцышин

смог читать. Мне было неинтересно.

      – Да. А почему я загрузил вам в палату все эти книги?

      – Не знаю! – мучительно взвыл Леонид, обхватив руками свою голову.

      – Чтобы вы стали тем, кем себя воображаете! И ничего не вышло. А книги и учебники по физике вы помните? Помните, как вы плакать стали, увидев все эти формулы?!

      – Да!

      – Зачем же тогда вы продолжаете? Зачем, если помните?

      Леонид тяжело дышал, вздыхал и молчал.

      – Я не хочу выписывать вам нейролептики, – произнес профессор. – Я не хочу приглушать вас препаратами. Вы просто должны, вы обязаны помнить, как мы с вами работали. И тогда основой для вас станет реальный мир, где вы не иллюзия, Леонид, а реальный человек. Договорились?

      – Да.

      – Что у вас в кармане?

      Леонид судорожно вцепился в карман:

      – Сигарета!

      Он кричал так, словно ставил ставки в казино. Именно с таким отчаянным криком люди, собравшиеся около рулетки, кричат: "Красное!" или "Черное! Ах, нет, красное! Красное!".

      – Что у вас в кармане? – медленно повторил профессор.

      – Шариковая ручка.

      – Хорошо.

      На несколько секунд в кабинете наступила тишина. Снаружи, за окном, на козырьке сидел голубь. Приподняв свои крылья, он замер, просушивая перья в солнечных лучах. Леонид и профессор, оба, смотрели на голубя. Каждый думал о своем.

      – Сегодня ночью был дождь, – произнес Охрименко.

      – Да, был.

      – Как спали?

      – Хорошо.

      – Что-то необычное происходило?

      – Например? – задумался Леонид.

      – Например, Анна заходила ночью в вашу палату?

      – Да, было такое.

      – И что? Зачем заходила?

      – Она разбудила меня и рассказывала о том, как древний философ обманул императора. Очень интересно было, хотя… – печально вздохнул Леонид. – Она мне это рассказывала, как историку.

      Леонид, казалось, наконец-то пришел в себя и стал самим собой. В эти моменты, когда мужчина осознавал и признавал, что не был ни историком, ни физиком, он становился единой личностью, лицо его казалось посветлевшим, а здоровый румянец на его пожилых щеках придавали коже и характеру заметные оживленные оттенки. Охрименко радовался таким моментам, так как именно ему однажды впервые удалось собрать все части рассудка Леонида в целое.

      – Она просто пришла и начала рассказывать о философе и императоре?

      – Ну не только об этом она говорила… Философ его обманул, а затем предложил рабам с башни разбрызгивать воду, тушить огонь в городе…

      – И что?

      – Ну, я поблагодарил ее за рассказ, и она ушла.

      – Не могу понять, – нахмурился профессор, – почему вы ее просто не прогнали? Она ведь вас разбудила, прогнать было бы нормальным. Да и чем для вас ее рассказ мог оказаться полезен?

      – Я не мог уснуть потом. В моей комнате громко начали спорить Федор, который физик, с Левтаном, который историк. Ведь разбрызгивать воду тогда не могли, насос-то еще не был изобретен, верно?

      Охрименко уже слыхал от коллег,