Инкарцерон. Кэтрин Фишер

ступеньки.

      – Я просто очнулся непонятно где – и все. Вокруг было темно и тихо, в голове – абсолютная пустота. Я не понимал, кто я и где, – промолвил он, глядя во мрак.

      Финн не смог бы поведать ей, в какой панике, чудовищной вопящей панике бился о стены крохотной душной каморки. Как рыдания перетекали в приступы тошноты; как бесконечно долго он корчился и трясся от ужаса в закутке своей клетки, в уголке своего сознания – в полной пустоте.

      Возможно, она поняла. Шелестя одеждами, подошла и присела рядом:

      – Сколько тебе было лет?

      Он пожал плечами:

      – Откуда мне знать? Это случилось три года назад.

      – Наверное, около пятнадцати. Довольно молодой. Я слышала, некоторые из них рождаются сумасшедшими, уже пожилыми. Тебе повезло.

      Легчайший намек на сочувствие. Финн уловил это вопреки резкости ее тона, вспомнил ее сострадание перед той роковой засадой. Она была из тех, кто переживает чужую боль, как свою. И он должен сыграть на этой ее слабости. Так, как учил Кейро.

      – Я и был сумасшедшим, Маэстра. И до сих пор иногда слетаю с катушек. Ты и представить себе не можешь, каково это, когда нет прошлого, нет имени. Когда не известно ни кто ты, ни откуда, ни где ты. Очнувшись, я обнаружил, что одет в серую робу с оттиснутыми на ней кличкой и номером. Кличка ФИНН, номер 0087/2314. Я перечитывал это вновь и вновь. Я заучил номер, вырезал его на камне, процарапал до крови на руке. Я ползал по полу, грязный, косматый, как животное. О том, что наступает день или ночь, я узнавал, когда включался или гас свет. Время от времени открывалась щель в стене, и появлялся лоток с едой, тем же путем убирались отходы. Пару раз я пытался проползти сквозь эту дыру, но она слишком быстро захлопывалась. Большую часть времени я лежал в оцепенении. А когда засыпал, то видел страшные сны.

      Маэстра наблюдала за ним, словно решая для себя, что из сказанного правда. Ее сильные, ловкие руки явно были руками труженицы, пусть и с красным лаком на ногтях.

      – Я все еще не знаю твоего имени, – тихо заметил Финн.

      – Мое имя не имеет значения. – Она продолжала пристально смотреть на него. – Я слышала про такие клетки. Сапиенты называют их Лоном Инкарцерона. В них Тюрьма создает новых людей. Они появляются младенцами или взрослыми, но всегда цельными. Не такими, как полулюди. Но выживают только молодые. Дети Инкарцерона.

      – Что-то выжило. Но я ли это?

      Ему захотелось рассказать об отрывочных образах, являющихся ему в кошмарах, после которых он и сейчас пробуждается в дикой тревоге и беспамятстве, мучительно, на ощупь вспоминая, кто он и где находится, пока не успокаивается под мирное сопение Кейро. Вместо этого он произнес:

      – И там все время было Око. Сначала я не понимал, что это. Просто замечал, что ночью на потолке горит маленькая красная точка. Постепенно я понял, что оно там все время, стал представлять, что оно следит за мной, что от него не укрыться. Я стал осознавать, что оно разумное, любопытное и жестокое. Я возненавидел его, поворачивался лицом к холодной стенке, лишь бы не видеть его. Но через некоторое время я уже не мог удержаться,