Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга седьмая. Владимир Борисович Броудо

издевательство и унижение слабых было присуще всей армии, но об этом нигде и никогда не говорили. Ни в училище, ни на сборах, ни на партийных активах. Всегда рассматривалось конкретное нарушение, но с системой не боролись – всегда виноват командир.

      В дивизионе я впервые увидел, к чему приводит не вскрытие корней проблемы.

      Комбат на разводе ставит задачи – в строю разговоры. Он начинает кого-то ругать, а солдат крутит из подтишка пальцем у виска – мол, комбат дурак. Крутит так, чтобы все видели и комбат тоже. Разводы срываются, начинаются разборки, страдает дело. Меня это возмущало, но что мог сделать я, когда капитан не справляется.

      В те времена в казарме дивизиона лидировало прибалтийское землячество, так называемые «деды»: Озолинш, Ятнекс, Булайтес. За глаза Сергиенко называл их фашистами, но сделать с ними ничего не мог. На гауптвахту очередь – к тому же они на неё поедут с большим удовольствием – там по сравнению с дивизионом отдых. Кого—то из них подвести под трибунал? Не реально, на это не пойдёт командование бригады. Осудить солдата это ЧП для части, а всем надо получать должности, звания, да даже того проще: хотя бы просто не ругали.

      В один из дней я остался за комбата. Закончилась работа на технике, и я дал команду личному составу на построение у капониров ЗРК. Построились. Ставлю задачи. При постановке задачи дизелисту рядовому Белову, слышу, как он говорит новобранцу:

      – «То о чём говорит лейтенант – будешь делать ты». Говорит громко, для всех, как бы подчеркивая – что решение замкомбата для него не указ. Повторяю задачу и говорю, что именно он – Белов, будет её выполнять, а солдат пойдет в казарму отдыхать.

      Слышу в ответ:

      – «Тогда лейтенант иди и делай сам!». Немая пауза, все ждут моей реакции. Еле сдерживаюсь, подаю команду:

      – «Товарищи офицеры свободны. Сержант Коноплёв ведите личный состав в казарму. Рядовой Белов остаться». Стемнело. Все ушли.

      Вижу перед собой нагло улыбающеюся рожу Белова, ведь он с меня ростом. Мой ровесник, но уже «дед». Громко повторяю всё ту же задачу, и так же громко слышу, как он меня посылает…».

      Делаю бросок бренного тела Белова через бедро, слышу звук падающего в грязь дизелиста. Делаю болевой приём и слышу в темноте крик такой силы, что отпускаю его руку. Белов вскочил и молниеносно растворился в темноте. Я припустился за ним, но, не зная местности досконально, несколько раз упал в грязь и прекратил преследование.

      Пошел в казарму и доложил начальнику штаба о том, что рядовой Белов не выполняет моих приказаний. Майор Агеенков вызвал дежурного офицера и поставил задачу: вызвать к нему Белова. Через пару минут раздался в кабинете телефонный звонок, слышу ответы начальника штаба:

      – «Почему по телефону? Я приказал прибыть…. Да, лейтенант Рыжик здесь, ну и что из этого?». Затем, внимательно посмотрев на меня, констатировал:

      – «Пожалуй, ты прав…. Может и убить!»

      Сказать, что после этого меня зауважали