Юнайтед. Роман. Александр Лобанов

митинги, вот ведь делать им больше нехер! – доверил Сабо Артёму – тот уже отошёл в сторону – своё злое недоумение.

      Артём приблизился к танцующим, коснулся голого влажного плеча извивающейся под музыку Наты. Показал пальцем в сторону кухни, затем, подняв его вертикально, изобразил единицу. Улыбаясь, Ната согласно затрясла рыжими кудряшками. Подплыла Яна и, ласково потрепав Артёма, крикнула:

      – Поговорил с Эликсом насчёт отпуска?!

      – Чё-чё?! – Артём осторожно приобнял Яну, не прекращающую дёргаться в такт механическому ритму.

      – Поговорил с Эликсом насчёт отпуска?! – повторила она.

      – Поговорю! – Артём попятился от источающих жар, отдающий духами и потом, девушек.

      Ната поманила его за собой. Ловкими движениями бармена смешала в бокале водку и виски, прохрустела извлечённым из машинки льдом. Изящно раздвинула ледяные куски соломинкой, подала коктейль Артёму и упорхнула к своим. Артём с новым напитком развалился в кресле.

      Парни и девушки то соединялись, то отталкивались друг от друга, как молекулы. Ринатик с Алонзо не возвращались – похоже, сцепились-таки языками на веранде. Когда подтаявший лёд в прозрачной жиже осел на дне, Артём обнаружил, что давно не смотрит на гостей, а смотрит то на колонну, то на чьи-то брошенные у телевизора босоножки – видимо, показавшиеся неудобными для танцев. На Артёма тоже никто не смотрел. На вписках в «Золотых полянах» ему случалось оставаться и одному. Многие чувствовали в нём не истинного друга Эликса, а карьериста-подчинённого, вроде Сабо. Кто-то, возможно, завидовал чересчур приближённому к Эликсу положению – всё-таки заместитель.

      – Чужая сторона, – пробормотал Артём, не услышав себя.

      После рюмки водки, первозданной, без примесей, он выбрел на улицу. Уже краснолицый Эликс обнимал Нату и подружку Ринатика Алину. Тихоня Настя, взявшая с собой увесистый, как семафор, фотоаппарат, снимала их. Ринатик и Алонзо разговаривали на ступенях.

      – Слушай, мы сейчас с тобой поссоримся! – таращил свои близко посаженные грустные глаза Алонзо.

      – Ну ты же не можешь внятно объяснить, с какого хрена он узник совести. – Высокий, словно у подростка, голос татарина оставался насмешливо спокоен. – Есть статья – сопротивление полиции.

      – Этот полицай избивал старика с плакатом! Избивал! – Алонзо щекотал воздух мелкой гневной жестикуляцией. – Он заступился за пожилого человека! А ему впаяли нападение на полицейского!

      – Хорошо, а какое отношение это имеет к институту семьи, который ты собираешься разрушить? – подошёл с другой стороны Ринатик. – Тебя ведь только благодаря твоему отцу отпустили тогда. Сидел бы в СИЗО, как чмошник, вместе со своими любимыми узниками совести.

      – Не пытайся переубеждать конформистов, Алонзо. Переубедить их можно только товарищем маузером. Пиу-пиу! – Артём пострелял из пальца в грудь Ринатику.

      – Не собираюсь я его переубеждать, – сказал насупленный Алонзо, –