Мы исчерпали лимит наших желаний. Беги или ты обречён. Елизавета Скалецкая

дня длились как учебный день. Долго, долго и ещё раз долго. Три дня понадобилось, что бы я пришла в чувства, три дня у меня допрашивали детали этого происшествия, и три дня мне не верили, что я просто споткнулась, упала на дорогу, а Максим, оттолкнув меня на обочину… сам попал под машину, ведь расскажи им истину… было бы ещё больше суматохи, разборок и психоза, а этого никому не надо, ни мне, ни нашим родителям, ни уж тем более Максиму, а как для себя решит Он, я не знаю.

      Двадцать восьмое августа. Сегодня все ученики пошли в школу, чтобы забрать некоторые учебники, выслушать инструктаж и так далее. Но мне плевать на школу, когда в больнице лежит мой друг.

      Всего хватило двух дней, что бы эта новость разлетелись по всему нашему городу. Узнали абсолютно все, даже Арина. Узнав о происшествии, она незамедлительно села в самолёт вместе с родителями. Я не чувствовала жалость ни к кому, кроме родителей Макса и самого его. Я еду на маршрутке в городскую больницу. Незамедлительно поднялась на порог, вместилась в лифт с ещё одним врачом и каким-то дядькой и прибежала в нужную мне палату. Там как раз поджидал меня врач Максима. Он кивнул мне и тихо открыл дверь. Я боялась зайти туда, но врач только тихонько подтолкнул меня.

      Я стою рядом с кроватью и смотрю на него, на его перебитое лицо и руку, которая была в гипсе, но оказывается и не только она.

      Услышала тяжёлый стон, Максим сморщил лицо и простонал ещё раз. Он открыл глаза и медленно повернул в мою сторону голову. Максим смотрел на меня уставшими впалыми глазами. Я не сдержала своих болезненных и, прожигающих глаза, слёз. Как же было больно смотреть на его еле дышащее тело. Почему он лежит в этой койке, а не я? Почему вместо меня, лежит и стонет от невыносимой боли мой друг, почему не я, почему он?

      Я упала на колени, держа загипсованную руку моего Максима, до которой даже боялась притронуться, думая, что сделаю ему больно, и смачиваю простыню своими горькими слезами. В унисон с моим воем и нытьём, я услышала слабый и хриплый голос моего друга.

      – Ва… ря, вс-стань.

      Я не могла слышать этот ужасный скрежет в его горле, не могла слышать кряхтения в его словах. Я приподнялась. Смотреть на него было не в моих силах, но я не могу оставить его просьбу без внимания, ведь это по моей вине он сейчас лежит здесь и мучается, а я почему-то стою перед ним, только с огромным синяком на бедре и с ссадинами на коленях и ладонях. Я чувствую себя перед Максимом ничтожеством, которое стоит у койки более потрёпанного человека…

      Все его переломы, синяки и ссадины должны были принадлежать мне.

      – Макс.– меня еле слышно от охрипшего голоса.– Прости меня пожалуйста…

      Я не могла сдерживать свои слёзы, я больше не могу покоряться силе воли. Слёзы просто хлынули, видя эту душераздирающую картину. По моему телу прошла не приятно щекотливая дрожь.

      – Варь… Ты не виновата.

      Я заметила, что на глазах Максима выступили горячие слёзы, я никогда не видела, как он плачет, но видеть это сейчас, было невыносимо больно, и я желала,