Всё сложно. Юлия Краковская

в фильме «Подкидыш»: «Девочка, что ты хочешь? На дачу или чтобы тебе оторвали голову?» Что лучше: жить в прекрасной деревне под Парижем, делать работу, которая нравится и за которую отлично платят, ездить каждый день в Париж и иметь вполне реальную перспективу купить дом или слоняться по разным фирмам из года в год, занимаясь ненавистной работой в жарком Восточном Израиле и иметь в перспективе возможность получить на старости лет половину родительской квартиры в Ганей-Авив, а до этого так и скитаться, переезжая каждые два-три года? Эм-м-м-м… дайте подумать…

      Как ни странно, принимая такие очевидные для меня решения, как, например, родить ребенка в тридцать пять, если уж повезло случайно забеременеть, или вот уехать во Францию с мужем-французом на готовое рабочее место, я казалась многим моим знакомым отчаянно смелым человеком. Они бы на такое никогда не пошли. Но в сложившейся ситуации у меня не было сомнений. В тридцать два я не захотела уезжать, потому что только наладила свою социальную жизнь и у меня еще было много надежд, связанных с Израилем. Но теперь, в сорок три, я понимала, что это – все. Я не заработаю больше денег и не сделаю другую карьеру, а все, что у меня есть – это долги. И никаких радужных перспектив больше нет и быть не может. На тестинг давно не любят брать людей за сорок, и это логично. В нашей работе опыт – ничто. Через два года все, что ты знаешь, превращается в труху и никому не нужно. Вместе с этим превращаются в труху и твои стареющие мозги. Если не предпринять что-то прямо сейчас, то не сегодня, так через год-два я действительно на радость маме буду сидеть за кассой в супермаркете Ганей-Авива. И я выбрала руководить проектами в Париже. Вот какая я странная, отчаянная и смелая. Через несколько дней после моего разговора с Карин меня вызвал начальник. В его кабинете сидела и кадровичка. У обоих были скорбные лица. Так как увольняли меня уже не в первый раз, я сразу поняла, в чем дело. И не ошиблась.

      Серым зимним днем я ехала по скоростной трассе Геа, вернее, стояла в пробке и звонила маме, сообщить новость, и при этом наблюдала уродливейший вид на город Бней-Брак, открывающийся с трассы Геа.

      – Ну я же тебе говорю, тебе не по карману эта жизнь в Рамат-Гане! Надо снимать квартиру там, где ты можешь, – это мама намекает на свой Ганей-Авив.

      – Во-первых, нигде не дешево.

      – Да, у нас тоже квартиры дорожают, конечно, – гордо сказала мама.

      Маразм заключался в том, что даже квартиры в этой страшнейшей дыре, окруженной настоящими трущобами, населенными арабскими продавцами героина, действительно стоили так же, как квартиры во вполне приличных предместьях Лондона или Парижа.

      – Мама, я говорила с Карин, может, удастся получить работу в ее фирме.

      – И? Ты что, поедешь во Францию?

      – Ну да, я предпочитаю жить под Парижем, а не в Ганей-Авив.

      – Да это же полный бред! Вы рассоритесь с этой Карин, тебя опять выгонят с работы, а потом ты вернешься к нам с папой на голову со своими кошками и собаками и наша с папой жизнь кончится!

      Я