Проклятое поместье. Ужасы, мелодрама. Александр Смолин

говоришь со столбами. Чего уж там? Мне больше не с кем поговорить.

      Я вижу великана-клена, что будто пальцами обнимает треугольную крышу особняка, на своей памяти я еще помню его совсем молодым саженцем. За эти шестьдесят лет он прилично разросся. У подножия клена стоит машина Себастиана. Она стоит тут вот уже тридцать лет и ржавеет. Прямо под окнами дома.

      Некогда желтая, украшенная золотым хромом наградная телега с открытым верхом, подаренная Себастиану, за былые заслуги перед королем. А ныне, ржавеющее корыто – забитое тухлой водой и листьями.

      Я подхожу к ней, чтобы разглядеть выгоревшую на солнце кожу салона, провожу рукой по растрескавшейся, словно змеиная шкура, поверхности, и опускаю ладонь на холодный металл, и вспоминаю, как Себастиан, вез нас, по пыльным дорогам Гренвиля, в новую жизнь.

      Воспоминания уносят меня в тот день. Я чувствую, как от машины по моим пальцам бегут невидимые потоки энергии, слегка покалывающие.

      И вот уже серая мгла осенних просторов, уступает место яркому солнцу 1912 года.

      Я снова вижу солнце в высоких небесах рая, как оно осушает зноем июльской жары проселочную дорогу, петляющую между зеленых зарослей кукурузы вплоть до реки Пемзы. Как за несущимся желтым автомобилем клубится завеса дорожной пыли. И ветер трепет мне волосы, еще молодой, но уже титулованной графини Орлиянской.

      – Где ты его взял? – восклицает та юная особа, которой когда-то была я сама.

      – Это подарок короля, – с достоинством отвечает он – королевский гвардеец.

      – И за какие заслуги короли нынче одаривают гвардейцев автомобилями?

      – Я спас Георга от бивней свирепого кабана, и пусть это стоило мне здоровой ноги, зато я с честью исполнил свой долг!

      – Ты настоящий герой…

      – Я лично выбирал цвет, моя графиня. Желтый. Как солнце. Он увезет нас в новую жизнь…

      Дальше дорога сворачивает вдоль берега реки, открывая нам шикарный вид на работающую в те годы мельницу, окруженную розовыми кустами, аккуратно посаженными женой мельника. И та молодая Трис просит Себастиана остановиться, чтобы одолжить саженцев для оранжереи и, он впервые, отказывается выполнить мою просьбу, задевая мое самолюбие, но вида я тогда не подала.

      – Мы не станем останавливаться, моя графиня.

      – Но почему?

      – Потому что у нас будет собственный садовник, и мы не станем опускаться до просьб перед этими грязными простолюдинами.

      На этом все.

      Ах, если б я знала тогда, что ждет меня за стенами цветущего поместья, которое превратится в гниющую яму забвения. Глупышка Трис уже бежит к воротам, где ее ожидает конный экипаж слуг с телегами мраморных статуй.

      Назад дороги нет. Молодая графиня растворяется в воротах поместья Де Беладонна и оно поглощает ее навсегда.

      Одергиваю руку от холодного металла.

      * * *

      – Графиня Орлиянская, – так они называли меня прежде. – А ныне я старая и никому ненужная пенсионерка.

      На мгновение