Земля вызывает майора Тома. Дэвид М. Барнетт

а горящий плафон над передними сиденьями дает в салоне автомобиля бледный, тусклый свет. Томас поднимает взгляд на небо. Полная луна стоит высоко. Хотя этого не может быть. Ведь луна на самом деле спрятана в кармане его рубашки. Томас бежит к машине по заледеневшим буграм грязи, видит отца за рулем, но, прижав ладони к покрытому ледяной глазурью окошку пассажирского сиденья, вдруг обнаруживает, что там уже кто-то есть. Это мама. Так вот какой был сюрприз! Отец сидит, подавшись к ней, закрывая ее лицо своим и прижимая руку к ее груди. Но потом вдруг мама вскрикивает и отталкивает отца, крича: «Боже мой, Фрэнк, тут ребенок!»

      И тогда Томас понимает, что это не мама.

      И он понимает, что отец солгал. В кармане Томаса нет никакой луны.

      И еще он понимает, какой самый-самый ужас из ужасов можно увидеть на парковке. И это не вампиры с белыми волосами и мутными глазами. Это не обезьяны с оружием и на лошадях, поработившие людей. Вот он, ужас, думает Томас, и горячие слезы льются из его глаз, а желудок, сжавшись, извергает на замерзшую землю поток мороженого, шоколада и попкорна.

      Вот он, ужас.

      11

      Крестьянское восстание

      Джеймс захлопывает входную дверь и направляется сразу наверх, игнорируя доносящиеся с кухни крики бабушки, спрашивающей, кто пришел. На середине лестницы слезы вновь одолевают его, и он останавливается, чтобы прижать к глазам кулаки. Внизу лестницы появляется бабушка и смотрит наверх.

      – А, это ты.

      Джеймс по-прежнему не обращает на нее внимания; глотая рыдания, он изо всех сил трет глаза, пока перед ними не начинают мелькать разноцветные звездочки.

      – И ты только посмотри на свой пиджак, – с укоризной говорит бабушка. – Элли будет расстроена.

      – Плевать на Элли.

      Джеймс продолжает подниматься по лестнице и слышит, как бабушка со скрипом следует за ним. О боже, неужели нельзя оставить его в покое? Джеймс влетает в свою комнату, резко закрывает дверь и подпирает ее спиной. Там на крючке висит его халат, а под ним – толстый шерстяной джемпер отца. Он прижимается к джемперу лицом, вдыхая его запах – затхлости, цемента, старого пота. От этого ему становится еще хуже.

      – Джеймс? – спрашивает бабушка, осторожно, тихонько постучав в дверь. – Что ты хочешь на ужин?

      – Капусту. Брокколи. У нас есть кале?

      Бабушка смеется.

      – Кале. Какое смешное слово. И я никогда не слышала, чтобы ребенок просил на ужин капусту.

      – Я хочу стимулировать выработку метана в своем кишечнике, – бормочет Джеймс, все еще уткнувшись лицом в джемпер.

      – Замечательно, – слегка неуверенно произносит бабушка и осторожно пробует открыть дверь. – Кстати, у нас, наверное, есть еще остатки рождественского пирога, если хочешь. Можно войти? Если ты дашь мне свой пиджак, то, может быть, я смогу оттереть с него грязь, прежде чем Элли вернется.

      – Мне плевать, что думает Элли! – кричит Джеймс, отходя