Покаяние пророков. Сергей Алексеев

голову. – На все воля Его, что проку роптать? А ведь грешим, фарисеям уподобившись. Дорогой тешилась одной думой, от иных отрекалась, как от искушений бесовых, да вот пришла&то с чем?

      Это был некий ее давний, внутренний монолог, и Космач ничего не понял, но твердо знал правило, что задавать вопросы напрямую без толку: из&за чисто кержацкой природной скрытности и сопряженной с ней кротости сразу правду никогда не скажет, а начнешь поторапливать, вообще может замкнуться и унести с собой то, с чем приходила. Надо было терпеливо ждать, когда душа ее оттает, избавится от испуга, вызванного дорогой, чужими людьми и вот этой встречей, привыкнет к новому состоянию и раскроется сама.

      – Смотрю на тебя, боярышня, – глазам не верю, – осторожно проговорил он. – Повзрослела, расцвела.

      – Не ходил к нам давно. Поди, уж седьмой год пошел. – В голосе послышался материнский упрек. – Как весна, так ждем, ждем… Особенно когда паводок схлынет и путь откроется… А потом еще к осени ждем, к началу Успенского поста…

      Она говорила «мы», чтоб спрятать свои чувства, и, как всегда, задавала вопросы прямо и бесхитростно, а ответить так же было невозможно. Не оправдаешься ведь тем, что он давно не занимается наукой и вступил в непреодолимый конфликт со средой обитания, почему и оказался в глухой деревушке.

      – А позвала бы, так пришел, – осторожно намекнул Космач. – Клестя-малой приходил, так и поклона твоего не принес. Подумал, забыли меня в Полурадах.

      – Когда он уходил, я на Енисей бегала, – смутилась Вавила. – Но весточку от тебя принес. И оливки принес… Сказывал, вся жизнь переменилась. Токмо не взяла я в толк… Коль ты ученый, так ученый и остался. Должно, Клестиан Алфеевич чего&то напутал.

      – Я попал под сокращение, уволили меня, сняли с научной работы.

      – Чудно мне… Да и ладно, и хорошо. Взял бы да к нам пришел. Сколь уж Успенских постов отпостились?

      – Ты прости меня, Христа ради, – повинился он. – Тогда на пути мне Клавдий Сорока встретился. В общем, на Сон-реку водил. Я писал тебе, почему не успел к посту…

      – Да слышала я… Ну, посмотрел Третий Рим? Прочел либерею?

      – Прочел…

      – Еще на Соляном Пути говорили, ты в Карелы ходил, у некрасовских был на Кубани?

      – И там был…

      – Широко ходил… Знать, иные места облюбовал, а к нам дорогу забыл…

      Несмотря на скромность и даже робость, она умела быть беспощадной, выказывая свой ретивый боярский дух.

      – Не забыл, боярышня. Сердцем все время в Полурадах.

      – Ой, лукавишь, Ярий Николаевич… Из города сюда ушел, а что бы не к нам? Коли уходить от мира, так и от дорог его уходить.

      – Чтоб жить в скиту, надо вашу веру принять, образ жизни. Я не готов был, да и сейчас…

      – А ты пришел бы как ученый. Раньше&то приходил…

      – Понимаешь, мне нельзя как раньше. Ни к вам, ни в другие места…

      – А почто нельзя?

      – Не занимаюсь наукой. Отлучили меня… А чтобы как раньше, нужен документ, специальная бумага из московского научного центра. Без нее запрещено работать в скитах.

      – Боже правый, да кто же запретил?

      –