Сафар-наме, или Книга Странствий. Ренат Янышев

назвал? Это кто такие?

      – Как кто? Калики перехожие – это такие люди! Богатыри! Они клятвы разные дают, переодеваются и ходят по земле, порядок дедовский блюдут, справедливость восстанавливают. А ещё песни всякие знают. Их князья себе в дружину зовут, а они ни-ни! Сами себе хозяева.

      – А меня каким боком ты причислил к этим каликам?

      – Так ведь по одёжке встречают. Вон кунья у тебя какая, – кивнул он на мою шапку. – Вся жемчугами расшитая. Такие только калики носят.

      – Это не кунья, а кулах, – стал я объяснять. – И не жемчуга это, а рубин, да изумруды.

      – Ну, я ж отроду не видел таких каменьев, теперь буду знать, – буркнул Илья, ворочаясь в земле. – И одёжа у тебя такая же, как у калик. И оружием весь обвешан, прямо хоть сейчас в бой. А ты меня научишь мечом махаться?

      Но тут я как вспомнил, чего меня лишил этот деревенщина, аж зубами заскрипел:

      – Ты лучше ответь, детинушка, зачем ты воду мою выпил?

      – Да что ты пристал с этой водой? Заговорённая она что ли?

      – Хуже, тьфу, – сплюнул я от досады. – Лучше! Это была живая вода!

      – Ух ты, – загорелись глаза у Ильи. – Это я что теперь вечно жить буду что ли?

      – Не знаю, – пожал я плечами. – Но вот ссадины на твоём лбу, пока мы разговаривали, исчезли.

      – Точно, – обрадовался Илья, ощупывая лоб. – Значит, меня ранят, а я тут же опять как новенький. Слышь, Федя…

      – Я не Федя, – разозлился я. – Неужто трудно запомнить? ФАРХАД!

      – Да что ты цепляешься? Не привык я произносить такие трудные имена. Так вот, а как ты думаешь, это навсегда со мной такое приключилось?

      – Жизнь покажет. Ладно, попробуй вылезти, вроде земля поуспокоилась…

      Мой расчёт оказался верным. Земля снова могла носить Илью, и вскоре великан стоял рядом, отряхивая порты от приставшей глины.

      – Кстати, Илья. Вижу я на тебе крестик телесный, как у ромеев. Да и имя у тебя явно от них взятое. Хотя в ваших краях вроде своим богам молятся.

      – А это годов десять тому назад через деревню нашу царьградские монахи проходили. Вот мой батюшка и взмолился, не помогут ли люди добрые калеке сирому, мне, то есть. А они сказали, что облегчить мои страдания может только ихний бог Иисус. А для того надобно, чтобы я стал крещёным. Так вот всё и вышло. Батюшка, чтоб наверняка получилось, и меня крестил, и сам крестился, и матушку заставил. И имена ромейские на нас принял… Только не встал я. На что монахи сказали, что видимо вера наша слаба, вот он и испытывает нас. А потом ушли. Мы ждали, ждали, а потом бросили ждать. А имена новые остались – мы уж привыкли к ним, да и решили, что к старому возврата больше нет. Будем жить по-христиански. Да! По прежнему-то я Ждан…

      Он помолчал немного, видимо припоминая что-то давнее. Я не мешал ему.

      – Слышь, Федь! А пойдём, родителей обрадуем, – вдруг взмолился он, наведя относительный порядок в своей одежде.

      – Кстати, а где все жители-то? – вспомнил я.

      – Кто на покосе, а мои пошли землю от кореньев под пашню расчищать. О прошлый год дубовую рощицу попалили, теперь золить надо.

      День