Бегство в Египет. Петербургские повести. Александр Етоев

утки.

      Короткая утиная стая. Они пропали за крышами, но мы ещё смотрели туда, где только что был их след.

      Я хлопнул кулаком по лбу:

      – Да, забыл – ещё «Пленники подземного тайника».

      Женька поёрзал за партой и внимательно на меня посмотрел. Сидел он у окна слева, парта наша была последней, спереди нас прикрывали Жуков и Карамазов, один был длинный, другой коротенький, как бочонок, и оба сидели молча – должно быть, спали.

      – Раз «Щупальца спрута» – значит дело серьёзное, – сказал Женька. – Жаль, что всё это теперь без меня. Сегодня я уезжаю.

      Куда, я уже не спрашивал, слишком египетскими стали его глаза, чтобы не понимать куда.

      – Женька, а может, завтра? Завтра я бы тоже с тобой.

      – Ты теперь не со мной, ты теперь со своими тарантулами.

      Я понял, он мне просто завидует, и мне его стало жалко.

      – Хорошо, сегодня, но давай вечером. – Я страшно не любил темноту и знал, что он это знает. Поэтому и предложил вечер. – Когда у нас последний трамвай?

      Женька посмотрел на меня, Египта в его глазах уже не было, были хитрые паучки вопросов, насаженные на крючок удивления.

      – А этот твой Лодыгин, он не артист? В цирке он не работает?

      – В цирке? Кажется, нет. А ты почему спрашиваешь?

      – Понимаешь, однажды на остановке я видел человека с хвостом.

      – Как? С хвостом?

      – Погоди, сначала дослушай. Стою я, значит, на остановке, и он стоит. Я сначала не понял, что он с хвостом, потом вижу, люди вокруг шушукаются и на него поглядывают. Я тоже на него посмотрел и вижу – у дядьки за спиной хвост. Метёт он им по асфальту – билетики, пыль, окурки всякие в кучку у фонаря сметает. А потом вдруг как заволнуется, покраснел – понял, что люди на него смотрят, и говорит. Товарищи, говорит, извините, забыл хвост отстегнуть. С работы, говорит, еду, работа такая у меня, говорит. Отстёгивает он свой хвост, а тот у него жёлтый, как веник, и к себе в портфель прячет. В общем, он был артист. Может, и эти тоже?

      – Насчёт второго не знаю, а что Лодыгин не артист, это точно.

      – Ну, может, он в художественной самодеятельности, ты ж не знаешь. Стой, я придумал. Надо пойти к нему и спросить.

      – Как! Просто взять и прийти домой?

      – А что?

      – Это же не по… – «Правилам», хотел я сказать. Как ведь положено: сделать сперва ходули, подойти незаметно на ходулях к окну и подсмотреть, что делает враг. Главное, чтобы ходули были высокие, доставали до нужного этажа. Паша и Толик в «Тайне „Соленоида“» поступают именно так.

      Но я вовремя вспомнил про точильщика и его точило. И ещё подумал, а что бы сейчас со мной было, если бы дядя Петя и инвалид Ртов не пошли тогда выпить квасу. И почему-то эта мысль и это воспоминание соединились со вчерашним уличным случаем, и результат получился скверный. Такой скверный, что домой к Лодыгину – на ходулях или пешком – идти мне очень даже не захотелось.

      Я сказал:

      – …Не получится.

      – Почему не получится?

      – А если его нет дома или у него звонок не работает?

      – Знаешь, – Женька с уважением посмотрел на меня, – что-то