Бегство в Египет. Петербургские повести. Александр Етоев

уже зажигали свет, но фонари ещё не горели.

      Трамваев тоже почему-то было не слышно, и на остановке мы стояли одни.

      Я уже собрался идти, как черепаха в кармане зашевелилась и высунула наружу голову.

      – Ты чего?

      Она не ответила, повела своим черепашьим носом и внимательно оглядела сквер. Я тоже повторил её взгляд, но интересного ничего не заметил.

      Выгоревшие на солнце скамейки, ясени, топольки, вал облетевших листьев – обычный осенний вид.

      Человек Лодыгин дышал через свёрнутый в трубочку тополиный лист. Телескоп был замаскирован под простое берёзовое полено, а чтобы не отсвечивал окуляр, сверху на кучу листьев были набросаны донышки от битых бутылок.

      Единственное, чем он не мог управлять, – это ветром. Хорошо, что прогноз был тихий, ветер без порывов, умеренный, а судя по вялым тучкам, дождик капать не собирался.

      Земля была сырая и тёплая, и, чтобы не разморило в тепле, он выбрал себе место пожёстче, с колючками пожухлой травы и с точками муравьиных норок.

      Объект топтался на остановке; сглатывая тополиную горечь, человек Лодыгин осторожно прибавил резкости и на слух определил время.

      Пока всё шло как по писаному. Объект крутил головой и продолжал топтаться на остановке.

      Человек Лодыгин подумал, а не выкурить ли ему папиросу – если тихо курить в рукав, то дым уйдёт под одежду и разжижится в лабиринтах складок.

      Он осторожно переместил дыхательное устройство вбок и на его место пристроил белую палочку папиросы. Прикурил от фронтовой зажигалки, улыбнулся – сделалось хорошо.

      И тут объект повёл себя не по правилам. Обернулся в сторону сквера и подозрительно навострил взгляд.

      Человек Лодыгин насторожился. Такой оборот дела его не устраивал.

      «Так, – подумал он, разгоняя маховик мысли. – Для начала надо объект отвлечь». И выдохнул через тополиную трубочку маленькую серебряную горошину.

      Та сделала в воздухе полукруг, и точно над остановкой раскрылся белый куполок парашюта, а под ним на коротких стропах закачался маленький игрушечный человек в серебряном шлеме лётчика.

      На лицо он был вылитый космонавт Гагарин, хотя об этом первопроходце космоса мир узнает только через полгода. А сейчас это была лёгкая качающаяся фигурка, спускающаяся с небес на землю.

      Я смотрел, как она кружится над проспектом, забыв обо всём на свете. Лётчик мне улыбался, он махал мне ладошкой из целлулоида и шевелил целлулоидными губами.

      И когда до моей руки ему оставалось совсем немного, в воздухе что-то произошло. На лицо лётчика набежала тень, он скорчился, ноги подтянул к животу, в нём хрустнула невидимая пружина. И вдруг вместо маленького парашютиста в воздухе запели осколки, замелькали винтики и пружины, и ударило горелой пластмассой.

      Парашют вспыхнул и превратился в дым. Руку обдало жаром, и что-то острое и горячее упало в мою ладонь. Это была погнутая нашлёпка со шлема: ровные буквы «СССР» и герб с шевелящимися колосьями.

      Тем временем человек Лодыгин перебежками,