Исповедь чародейки. Морвейн Ветер

даже песни и смех в толпе.

      Он присел на корточки и поймал мой локоть – не прикрытый сейчас ничем. Там, где его пальцы касались кожи, по телу пробежал огонь.

      Бережно, но твёрдо, не отрывая взгляда от моих глаз, он поднял меня с земли и поставил на ноги.

      Рука легонько прошлась по шали, оказавшейся теперь на плечах.

      – Осторожней, – тихо сказал он. – Опасно падать вот так.

      Я сглотнула.

      – Может быть, я не боюсь?

      Он смотрел на меня ещё мгновение, затем отвернулся и двинулся прочь.

      Я думала, наставницы меня убьют. Но ничего не произошло. Напротив, обменявшись тихими фразами, которые я расслышать не смогла, они бережно взяли меня за руки и усадили в паланкин. Я ничего не понимала. Сознание по-прежнему заполняло ощущение его рук, лежавших на моей коже, и по венам всё так же бежал огонь.

      С тех пор я обнаружила какое-то особенно бережное отношение наставниц ко мне – как будто я была хрупкой вазой из редкого фарфора. Хрупкой и очень дорогой.

      Больше никто не настаивал на том, чтобы я знала уроки назубок.

      А через какое-то время мне открыли доступ в южное крыло – так что теперь я смогла бывать на солнце. Изменился даже рацион – мне стали давать больше овощей, меньше мучного и круп.

      И, конечно же, такие перемены не ускользнули от взглядов других учеников.

      Локлин то и дело искоса позыркивала на меня – её собственный рацион был по-прежнему настолько скуден, что оставалось удивляться, как ей удаётся управляться с мечом.

      Мальчики ничего не поняли. Только Густав, как и следовало ожидать, заметил некоторые перемены и спросил, наблюдая, как я уплетаю овощное рагу, которое досталось только мне и учителям:

      – Что ты сделала, Гвендолин, чтобы так умаслить их?

      Я улыбнулась загадочно, но долго держать случившееся в секрете не смогла. Тем же вечером, когда мы остались в библиотеке вдвоём, я торопливо рассказала Густаву обо всём, что произошло.

      Я ожидала, что он порадуется за меня – хотя сама толком не понимала, за что такая любовь.

      Вместо этого я напоролась на ледяную, ничем не походившую на обычное поведение Густава злость.

      – Так ты решила, да, Гвен? – он даже вскочил с места и уронил на пол старинный фолиант.

      Я наклонилась и, аккуратно подняв упавшую книгу, положила обратно на стол.

      – Не понимаю, что тебя не устраивает, – сухо произнесла я.

      Вернее было бы сказать, что я не хотела понимать. Потому что мне хотелось верить, что Густав дружит со мной просто так.

      – Ничего, – буркнул он. Торопливо собрал вещи и ушёл.

      Я осталась одна. В тишине и полумраке, среди запахов подсохших чернил и дублёной кожи корешков.

      «Он ещё придёт просить прощения», – думала я.

      Но Густав так и не пришёл тем вечером – и утром не встретил меня.

      Когда же через несколько дней я услышала стук в дверь моей кельи и с надеждой бросилась открывать, то вместо него увидела на пороге Рейчел.

      – Добрый день, – растерянно сказала