Бронзовые стихи. 1989—1979. Наталья Патрацкая

под переливы звуков точно знаю:

        перехожу я в классиков страну.

        На стороне классических звучаний

        углублена я в мудрость наших дней,

        Шекспира лучезарное признанье

        предпочитаю логике страстей.

        Есть в звуках музыки природа

        и красота лесных ветвей,

        застывших, в серебристых сводах,

        и в музыкальности людей.

        И сила страсти вечной темы

        сквозит сквозь нотные листы,

        но заглушают их системы,

        и электронные хвосты.

        От наслажденья в звуках застываю

        и в музыке Чайковского тону,

        под переливы звуков точно знаю:

        перехожу я в классиков страну.

24 января 1988

      «Не ищу одобренья людского…»

      Не ищу одобренья людского,

      и проходит оно стороной,

      я ищу состоянье такое,

      когда сердце не просится в бой.

      И спокойно, порой деловито,

      я иду по полям своих дел,

      и нет мысли, чтоб быть знаменитой.

      Муж меня ненароком задел.

      А муж мой – он на всем экономный:

      на себе, на других, на делах,

      внешне он, очевидно, что скромный.

      Но вот в мыслях частенько – аллах.

      Преклоняюсь пред знаньями века,

      а муж ими пропитан до дна,

      видно мне повезло с человеком,

      не бываю я дома одна.

      Мы и рядом, но вечно не вместе,

      до сих пор искры часто летят.

      Мы вдвоем, мы как строчка из песни,

      нам разлуки – века не простят.

      Отчим, мачеха – это пустое,

      без обиды для всех говорю.

      Для детей – счастье очень простое,

      быть с отцом, я его не корю.

27 января 1988

      «Нет и силушки побороть печаль…»

      Нет и силушки побороть печаль,

      нет возможности оглянуться мне.

      Снег лежит кругом, и замерз причал,

      радость с холодом улеглась на дне.

      То ли снится мне в темном дне лазурь,

      то ли снег летит, то ль слеза блестит.

      Грусть – тоска моя, забери всю муть,

      оживи меня, сердце вылечи.

      Эх, и грустно мне на белом снегу

      с горем – горюшком целоваться – то,

      То ль сама умру, то ль его сгублю,

      а вдвоем – то нам не остаться-то.

      Знать моя беда бредет подо льдом,

      пузырьками-то знать балуется,

      а бровей твоих дорогой излом,

      надо мной уже не любуется.

      То ли в небе я, то ль на дне реки,

      то ли в облаке, то ль на льдине я.

      Но найти меня людям не с руки,

      и растаяла вся до жилочки.

28 января 1988

      «Флюгером застыли на деревьях…»

      Флюгером застыли на деревьях

      три сороки. Смотрят свысока

      на людские и свои пороки

      без волнений, творческих стремлений.

      С высоты взирают не дыша,

      смотрят на людей – а те спешат.

      В ясном