Понедельник начинается в субботу. Аркадий и Борис Стругацкие

Кряхтя, я выбрался из щели и осмотрел подошвы. На подошвах был мел.

      – Однако, – подумал я вслух. – Не просочиться бы в канализацию!..

      Я поискал глазами цилиндрик. Он стоял, касаясь пола краем торца, в положении, исключающем всякую возможность равновесия. Я осторожно приблизился и опустился возле него на корточки. Цилиндрик тихо потрескивал и раскачивался. Я долго смотрел на него, вытянув шею, потом подул на него. Цилиндрик качнулся сильнее, наклонился, и тут за моей спиной раздался хриплый клекот и пахнуло ветром. Я оглянулся и сел на пол. На печке аккуратно складывал крылья исполинский гриф с голой шеей и зловещим загнутым клювом.

      – Здравствуйте, – сказал я. Я был убежден, что гриф говорящий.

      Гриф, склонив голову, посмотрел на меня одним глазом и сразу стал похож на курицу. Я приветственно помахал рукой. Гриф открыл было клюв, но разговаривать не стал. Он поднял крыло и стал искаться у себя под мышкой, щелкая клювом. Цилиндрик все покачивался и трещал. Гриф перестал искаться, втянул голову в плечи и прикрыл глаза желтой пленкой. Стараясь не поворачиваться к нему спиной, я закончил уборку и выбросил мусор в дождливую тьму за дверью. Потом я вернулся в комнату.

      Гриф спал, пахло озоном. Я посмотрел на часы: было двадцать минут первого. Я немного постоял над цилиндриком, размышляя над законом сохранения энергии, а заодно и вещества. Вряд ли грифы конденсируются из ничего. Если данный гриф возник здесь, в Соловце, значит, какой-то гриф (не обязательно данный) исчез на Кавказе или где они там водятся. Я прикинул энергию переноса и опасливо посмотрел на цилиндрик. Лучше его не трогать, подумал я. Лучше его чем-нибудь прикрыть и пусть стоит. Я принес из прихожей ковшик, старательно прицелился и, не дыша, накрыл им цилиндрик. Затем я сел на табурет, закурил и стал ждать еще чего-нибудь. Гриф отчетливо сопел. В свете лампы его перья отливали медью, огромные когти впились в известку. От него медленно распространялся запах гнили.

      – Напрасно вы это сделали, Александр Иванович, – сказал приятный мужской голос.

      – Что именно? – спросил я, оглянувшись на зеркало.

      – Я имею в виду умклайдет…

      Говорило не зеркало. Говорил кто-то другой.

      – Не понимаю, о чем речь, – сказал я. В комнате никого не было, и я чувствовал раздражение.

      – Я говорю про умклайдет, – произнес голос. – Вы совершенно напрасно накрыли его железным ковшом. Умклайдет, или как вы его называете – волшебная палочка, требует чрезвычайно осторожного обращения.

      – Потому я и накрыл… Да вы заходите, товарищ, а то так очень неудобно разговаривать.

      – Благодарю вас, – сказал голос.

      Прямо передо мной неторопливо сконденсировался бледный, весьма корректный человек в превосходно сидящем сером костюме. Несколько склонив голову набок, он осведомился с изысканнейшей вежливостью:

      – Смею ли надеяться, что не слишком обеспокоил вас?

      – Отнюдь, – сказал я, поднимаясь. – Прошу вас, садитесь и будьте как дома.