Сквозь объектив. Соня Фрейм

же связана.

      И наконец меня пронзила самая страшная мысль за все время, что я находилась в плену. Что если… что если он больше никогда не придет? Что если… это способ развлечения?

      Похищать, связывать и бросать.

      От этого что-то во мне словно оборвалось и упало. Спина тут же взмокла.

      – Ублюдок! Ты ублюдок, Кай, слышишь? – истошно завопила я.

      Кому я кричала? Он меня не слышал, его вообще здесь не было. И я надрывалась в пустоту, проклиная его последними словами, а теплые слезы стремительно скатывались по подбородку.

* * *

      Через час беспрерывного крика у меня сел голос и в горле появилась неприятная режущая сухость. Тогда я решила снова расслаблять узлы, двигая в них запястьями. Кожу обдирало, и от боли я закусила до крови губу. Но раз начала, надо закончить.

      Я не хотела тут умереть.

* * *

      Еще часа через два веревки ослабли и упали, но самая горькая ирония заключалась в том, что я просто не могла пошевелиться. У меня свело ногу и что-то отдавало в шею. Вывернутая вчера рука тоже болела. Я лежала на полу и глядела на свои разодранные запястья, не в состоянии повести ни одной конечностью. Тени сгустились и потянулись к середине комнаты.

      Да, солнце уже садилось…

      Тогда я попробовала ползти вперед. До двери, и потом наружу… Я видела ее. Большая, металлическая… Она манила меня.

      Но когда я добралась до нее, то поняла, что она заперта. Это был замок, который можно открыть только ключом.

      А ключа не было.

      Ничего не было.

* * *

      Я пробыла в забытьи почти до самой ночи, сама не заметив, как отключилась то ли от общей слабости, то ли потому, что это был мой защитный механизм – отрубиться… Мир виделся как через пленку, и мне хотелось только неподвижно лежать на полу и ждать… Правда, я так и не поняла чего – Кая или смерти.

* * *

      Сухость в горле. Запекшаяся кровь на руках. В глазах будто кисель.

      Что-то громыхнуло рядом со мной.

      Дверь? Дверь.

      Шаги. Сладкая горечь. Это в воздухе…

      Шорох и стук в синеватой тьме. Белые носки чьих-то кедов перед глазами.

      Кто-то наклонился надо мной и бережно приподнял мою голову.

      Сквозь туман я видела размытое лицо ублюдка. Почему-то четкими были только его глаза, которые в полутьме отсвечивали светло-серой сталью.

      – Что с тобой, Марина? – равнодушно уронил он в пустоту, положив мою голову себе на колени.

      Я хотела его грязно обругать и дать по роже, но вместо этого только слабо дернула рукой, касаясь его плеча, и хрипло произнесла:

      – Больше никогда меня не бросай…

      Странные слова, чтобы говорить их своему похитителю.

      – Прости, – сказал он, поглаживая меня по волосам. – Но ты далеко забралась. Я не помню, чтобы тебя тут оставлял.

      – Я хочу домой. Пожалуйста.

      – Когда ты в последний раз ела? – проигнорировал он мои слова.

      – Позавчера утром.

      – Почему ты мне сразу не сказала?

      – А ты бы послушал? – с трудом произнесла