Геростратова слава, или Занимательный бюрократизм. Александр Гиневский

будучи в игривом настроении, как бы между прочим, всего лишь одним глазком, заглядывает под хвост другого выгуливаемого животного, пусть даже вам и не знакомого, – не препятствуйте. У животных это в порядке вещей, они всегда снюхаются. Более того, рекомендуем представиться хозяину того, другого животного. Даже если у того хозяина черепаха на поводке и вам кажется, что гусь свинье не товарищ. Всё-таки представьтесь – хотя бы затем, чтобы у животных создалось приятное впечатление о тех, кто их опекает. Мол, и мы, хотя мы люди, при необходимости умеем снюхиваться.

      Гулянье подходит к концу.

      Возвращаться домой рекомендуем не ранее того, как ваши щеки осчастливит здоровый румянец.

      3. Фразы для служебного пользования

      На такой большой коллектив нашей фабрики вы предлагаете создать один квартет. Да что мы, нищие?!

      Тонкое плечико меланхолии.

      – А это мы измерим крайними мерами.

      Очередной выпуск градоначальников.

      Он захребетник, но очаровашка.

      Кингстоны пессимизма.

      – Можно мне вместо пожелания вам удачи, послать вас к чёрту?

      – Нельзя.

      – Ну извините.

      Как сейчас помню, мое вынужденное одиночество скрашивал Уголовный кодекс в пяти томах.

      Ах, жаль, что вы не музыкант, а то сыграли бы что-нибудь из Паганини.

      Ограбленные корсары.

      Кильватерная колонна сослуживцев.

      Заяц бегает кругами, и знаете как быстро? Ему, чтобы остановиться, приходится три круга лишних сделать.

      Пассажир с собакой

      Очередь у кассы Аэрофлота длинна, как жизнь горца. К счастью, мой герой Тюфяков Павел Романович, человек в годах, стоит с краю.

      Коварное это понятие – с краю. Так я добавлю: с переднего.

      Герою жарко, он вспотел, он тяжело отдувается. При каждом его энергичном выдохе белые мягкие, пушистые усы взлетают, как юбочка выпускницы на школьном балу.

      Тюфяков то и дело раскрывает свой бумажник, роется там, достаёт всякие бумажки. Разворачивает их и снова сворачивает. Тасуя содержимое бумажника, время от времени бросает взволнованный взгляд на портфель, пару коробок и три свёртка, сваленные кучкой здесь же неподалёку.

      – Скоро ли там? – вопрошает Павел Романович тихим шёпотом впереди стоящую спину.

      А впереди стоящая спина залезла по самые плечи в окошко к девушке и учит её, как написать на билете его фамилию:

      – Худо-до-ев, – говорит он, уже красный от напряжения.

      – Худо-ев? – спрашивает кассирша, тоже красная от неудачи.

      – «До», пропустили, «до!..»

      – Ху-до-до-доев?

      – Да нет! Всего два раза «до». Вслушайтесь: Ху-до-до-ев!..

      С грехом пополам человек с этой фамилией отцепился от кассирши. Кассирша вздохнула, словно вынырнула из-под воды, проторчав на глубине минут десять без маски.

      – Теперь мне билетик. У меня проще. Тю-фя-ков, – прощебетал Павел Романович и зачем-то