Джентльмены против игроков. Сборник

спутанных тропинок, а примерно в семидесяти пяти футах от нее снег был разворошен, словно по нему протащили тяжелую воловью шкуру. Именно там на белом фоне выделялось темное красновато-коричневое пятно.

      Однако, когда шеф и его люди, с трудом спустившись с холма, осторожно подошли к притихшему зданию, в маленьких оконцах барака не было видно ни движений, ни лиц. Начальник полиции постучал в дверь набалдашником своей трости из гикори, а затем постучал еще и еще раз, требуя открыть именем закона, но никто не ответил ни на стук, ни на окрик. Потеряв терпение, шеф надавил плечом на запертую створку и, сорвав ее с петель и засова, вбил дверь внутрь.

      Он заглянул в проем, нашаривая в кармане пальто оружие, готовый, если понадобится, отразить внезапное нападение выстрелами из револьвера, но нападения не последовало. Перед ним молча стояли две сотни испуганных, доведенных до отчаяния мужчин. Те, у кого были пистолеты, держали их на виду. У остальных имелись ножи, которые они тоже предъявили. К тому же все они владели кирками и лопатами – достаточно опасным оружием в руках людей, умеющих им пользоваться.

      Если бы этот пустозвон подошел бы к делу с умом, то смог бы мирно достичь своей цели, просто распахнув пальто и показав синюю форму, медные пуговицы и золотую звезду. Но, разумеется, даже не подумав об этом, он стоял перед итальянцами, требуя выдать виновного на том языке, которого они не знали, закутанный в пальто от горла до резиновых сапог: выглядел он так же, как любой горожанин.

      В нем чужестранцы, сбитые с толку внезапным поворотом событий, видели лишь врага без явных атрибутов власти, явившегося угрожать им. Они собирались держать оборону и забаррикадироваться досками от своих коек. У них имелись еда, дрова и оружие. Они выдержали бы долгую осаду, а при нападении дали бы отпор. Во всех их поступках, во всех движениях, в упрямых взглядах шеф ясно прочитал их намерения.

      Габриэль Хенли не был трусом, иначе он не занимал бы уже второй раз пост начальника полиции, но и глупцом он не был тоже. Он вспомнил, что городская черта заканчивалась утесом, оставшимся у него за спиной. По крайней мере формально нападение на Бивера Янси произошло за пределами его юрисдикции; то есть это работа не для городских служб, а для чиновников округа. Он отступил, и стоило ему уйти, как крепкие смуглые руки заменили сломанную дверь импровизированной решеткой с подпорками. Шеф оставил для наблюдения двух своих человек – совершенно излишняя предосторожность, поскольку ни один из двухсот осажденных мужчин, как оказалось, не имел ни малейшего намерения покидать свое убежище, – и поспешил обратно в город, обдумывая сложившуюся ситуацию.

      По дороге в офис шерифа он остановился у фруктовой лавки Паласси. Как единственный человек в городе, который мог договориться с сицилийцами на их родном языке, Тони оказал бы неоценимую помощь, но его не было на месте. Миссис Паласси, урожденная Каллахан, с сожалением сообщила, что Тони ранним поездом отправился в Мемфис узнать о причинах