История моей грешной жизни. Джованни Джакомо Казанова

знатные дамы, и всякий поздравлял ее; она заметила меня и удостоила улыбки. Я почувствовал себя счастливейшим человеком на свете. Лишь Камилла, г-н де Мельфор и г-жа де Полиньяк знали, что я имел честь быть у принцессы оракулом. Однако на следующий день после того, как побывала она в Опере, прыщики снова запятнали ее кожу, и мне было велено с утра отправляться в Пале-Рояль. Старик камердинер, не знавший, кто я такой, проводил меня в дивный кабинет, рядом с другим, где находилась ванная; принцесса явилась с опечаленным видом: на подбородке и на лбу у нее появились прыщики. В руках она держала вопрос к оракулу, вопрос был короткий, и я развлечения ради показал ей, как самой получить ответ. Переводя числа в буквы, она с удивлением обнаружила, что ангел укоряет ее за нарушение предписанного режима. Она не могла это отрицать. Она съела ветчины и пила ликеры. В этот миг вошла горничная и шепнула ей что-то на ушко. Принцесса велела ей подождать минуту за дверью.

      – Не сердитесь, сударь, – сказала она, – сейчас придет сюда один человек, он вам друг и умеет хранить тайну.

      С этими словами кладет она все бумаги, не имеющие касательства к своей болезни, в карман и просит войти. Входит человек, которого я решительно принял за конюха. То был г-н де Мельфор.

      – Посмотрите, г-н Казанова научил меня каббалистике, – сказала она и показала графу полученный ею ответ. Граф не верил.

      – Что ж, – обратилась она ко мне, – надобно его убедить. Как вы думаете, что мне спросить?

      – Все, что будет угодно Вашему Высочеству.

      Подумав, она вынимает из кармана коробочку слоновой кости и пишет: Скажи, отчего эта мазь мне больше не помогает.

      Она составляет пирамиду, столбцы, ключи, как я ее учил, и, когда дело доходит до того, чтобы получить ответ, я показываю ей, как производить сложение и вычитание, от которых, казалось бы, получаются числа, но которые притом были вполне произвольны, а после, велев ей самой перевести числа в буквы, выхожу якобы по какой-то надобности. Возвращаюсь я, когда, как мне кажется, она должна была закончить перевод, и вижу, что герцогиня вне себя от изумления.

      – Ах, сударь! Какой ответ!

      – Быть может, ошибочный; так иногда бывает.

      – Отнюдь нет: божественный! Вот он: Она действует лишь на кожу женщины, которая не рожала детей.

      – Не вижу ничего удивительного в таком ответе.

      – Потому что вы не знаете, что это мазь аббата де Броса, она излечила меня пять лет назад, за десять месяцев до того, как я родила г-на герцога де Монпансье. Я бы отдала все на свете, чтобы самой научиться этой каббалистике.

      – Как, – говорит граф, – это та самая мазь, историю которой я знаю?

      – Она самая.

      – Поразительно.

      – Я бы хотела спросить еще одну вещь, она касается женщины, имя которой мне не хочется произносить вслух.

      – Скажите: женщина, о которой я думаю.

      Тогда она спрашивает, чем больна эта женщина, и получает с моей помощью ответ, что та хочет обмануть своего мужа.