Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник). Владимир Першанин

с сержантами, сидевшими на бревне. Лейтенант не раз бывал в опасных переделках и обладал мгновенной реакцией. Выхватив винтовку из рук ближнего сержанта, он передернул затвор. Уголовников винтовка не испугала, они знали, что оружие разряжено. Но часто все решает случай. Сержант вставил утром в магазинную коробку единственный патрон, имевшийся у него. Зарядил просто так, по давней привычке, и эта случайность повернула ход событий.

      – Стой, там патрон! – успел крикнуть сержант.

      Маневич уже давил на спуск. Он тоже действовал по привычке, на него бежал враг, и его требовалось убить. Пуля ударила бежавшего уголовника в грудь, пробила насквозь и задела по касательной еще одного вора. Марча приостановился. На него налетел Елхов и сбил с ног. Борис толкнул Антоху и несколько раз пнул. Вскочили сержанты, прибежали взводные и замполит Воронков.

      – Что же вы наделали, сволочи, – ахнул он, предчувствуя суровые разборки.

      Среди сухих коровьих блинов возился, дергал ногами смертельно раненный штрафник, из которого быстро вытекала кровь.

      – Надо помочь, – сказал один из сержантов.

      – Ничем не поможешь, – отозвался другой. – Гля, как точно угодил.

      Надым с подручными не трогался с места. Закурил офицерскую папиросу и пустил пачку по кругу. Дурацкая агрессивность Марчи его раздражала.

      Событие встряхнуло роту и местный гарнизон. Два дня разбирались особисты, приехал хмурый следователь с клеенчатым портфелем. Антоха пытался молчать, но особист Стрижак посоветовал ему:

      – Не испытывай терпение, парень. Видишь, какой следователь сердитый.

      Обладатель портфеля лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что произошло. К Маневичу отнесся терпимо, о чем-то пошептался со Стрижаком и, взяв несколько объяснений, уехал в штаб. Особист отчитал Митрохина:

      – Неужели не видели, к чему все катится?

      – Не видел, – честно признался служака Митрохин.

      – Надо глаза пошире разувать. А вообще, засиделись вы в тылу, о чем и доложу начальству. Идите.

      С Марчей и раненым уголовником Стрижак разговаривал почти ласково. Уголовнику от тихого голоса седоватого и решительного особиста становилось не по себе. Ожидал подвоха, но чем все кончится, и предвидеть не мог. Убийцу-Маневича отпустили, сержанту-раззяве, у которого отобрали винтовку, погрозили пальцем, а Марчу вместе с раненым приятелем посадили в кузов полуторки и куда-то повезли. Их охранял помощник Стрижака старший сержант Гена Захаров в синей фуражке с автоматом за плечом.

      Отъехав километра два, машина остановилась, уголовникам приказали слезать. Встревоженный Марча спросил, зачем.

      – Ты глянь, красота какая, – вместо ответа сказал особист.

      Действительно, чудный вечер опускался над степью. Сентябрь на нижней Волге отличный месяц. Спадает жара, исчезают комары, река под обрывом дышала тишиной и покоем, лишь всплескивала крупная рыба.

      – С вами, паскудами, и на рыбалку не выберешься, – меняя