Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник). Владимир Першанин

палки в колхозе, а имел довольно редкую специальность электрика. Мать, так и не научившаяся грамоте, иногда пускала слезу от умиления:

      – Сто десять рублей жалованье, мы всей семьей столько не заработаем. Старайся, Боренька, если в люди вышел.

      На допросе у военного следователя Ходырев заявил, что готов идти на фронт в любом качестве. Вину свою осознал и желает искупить. Следователь, много чего повидавший, чинил карандаш, слушал парня, затем спросил:

      – Чернявый ты, не татарин случайно? И фамилия подходящая – Ходырев, Ходыев…

      – Не знаю. Кажись, русский.

      – Родом откуда?

      – Село Старица Астраханской области.

      – Сяло, – передразнил его следователь, собирая в ладонь стружки от починки карандаша. – Нет тебе веры, Борис Иваныч. Кишка тонка оказалась, из-под Сталинграда драпал, а на фронте к фрицам побежишь.

      – Не побегу. Вы напишите в своих бумагах, что я вину искупить желаю.

      – Напишу. Бумага все стерпит, а вот суд…

      Кроме следователя, водили на допросы к особисту. Тот оказался парень веселый, немногим старше Ходырева и слишком простецкий. Наверное, так казалось. Был убежден, что среди задержанных обязательно имеется немецкий шпион, и убеждал Бориса помочь в разоблачении.

      – Какие тут шпионы? – удивлялся Ходырев. – Мародер, что ли, на немцев работает? Ему на всех наплевать. Или Геша-придурок. Он же ненормальный.

      – А ты присмотрись.

      В качестве аванса Борис получил пачку махорки. Когда стал угощать соседей, его мгновенно раскусили.

      – Кум стучать приглашал?

      – Какой кум?

      – Не строй дурака, – сказал мелкий вор Антоха, добравшийся в южные края из-под Калуги. – За какие заслуги махорку дали?

      – Особисту шпионы кругом мерещатся. Сообщи, мол, если чего подозрительное заметишь.

      – Значит, ты стукач, – наседал воренок. – Махорку-то принял.

      – Пошел на хрен.

      – А это ты видел.

      К горлу тянулся заточенный, как жало, черенок алюминиевой ложки. Борис скрутил руку, выдернул самодельный нож, воренка отшвырнул в угол. Спасая авторитет, тот кинулся с кулаками, но получил точный удар в лицо и свалился на цементный пол. К Антохе присоединился еще один урка. Взъерошенный Борис готовился к драке, но ее пресек новый обитатель камеры, долговязый капитан Елхов со следами споротых шпал на петлицах.

      – Хватит. Ну-ка дай сюда ножик.

      Позже Борис жаловался ему:

      – Следователь ни на грамм не верит, а я ведь раскаиваюсь.

      – Иногда одного раскаяния мало, – ответил долговязый, думая о своем.

      – А что же мне делать?

      – Спи, утро вечера мудренее.

      Дни шли. Привозили одних людей, других уводили. Кормежка стала совсем никудышной. О комках безвкусной каши Борис мог только мечтать. В день доставался черпак пустой баланды с запахом рыбы, в которой плавали черные капустные листья. Вместо хлеба иногда давали вареную свеклу. Жрать хотелось постоянно. Ходырев пытался обмануть