Герой должен быть один. Генри Лайон Олди

ссорьтесь, – перебил мальчишек Гермий-Пустышка. – Оба правы. Был Тантал богом горы Сипил, был… да сплыл. Стал просто басилеем. Один гонор остался божеский, за что и пострадал.

      Теперь уже сомнение взяло обоих братьев.

      – Так не бывает, – хором заявили они. – Бог – он и в Гиперборее бог! Навсегда. Врешь, Пустышка!

      Гермий-Пустышка молчал, улыбаясь, – только улыбка его была не такая, к какой успели привыкнуть близнецы, два с половиной года назад познакомившиеся с Пустышкой в переулке возле базара.

      – Врешь, – уже не так уверенно повторил Алкид.

      Ификл и вовсе замолчал.

      – Врешь, – не сдавался Алкид. – Вот Аполлон: и папа у него бог, и мама – бог… то есть богиня! И у Афины… ее вообще Зевс из головы родил. И Гермес…

      – У Гермеса папа – бог, – поддержал брата Ификл. – Зевс у него папа! Как у Алкида…

      И осекся, испуганно захлопнув рот.

      – Мой папа – Амфитрион, – набычился Алкид. – А тебе я по шее дам! У меня свой папа, а у Гермеса – свой…

      – А мама у Гермеса – нимфа, – немного грустно сказал Пустышка. – Нимфа Майя-Плеяда, дочь Атланта. А у Диониса папа – бог, а мама – обычная женщина Семела, глупая дочь Кадма, основателя вашего города! И не только у Диониса…

      – А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? – заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. – Если так, то в чем разница?

      – Это как раз просто, – подмигнул обоим Пустышка. – Смотрите: вот вы оба – басилеи города Сипил. А я – бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю – чей это город?

      – Наш, – не задумываясь, ответили близнецы.

      – А дворец чей?

      – Мой! – мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.

      – А дороги в городе чьи?

      – Мои, – на этот раз Ификл успел первым.

      – А люди?

      – Мои! – близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.

      – А гора Сипил, близ которой город?

      – Моя!

      – Нет, моя!

      – Нет, моя!

      – А я тебе войну объявлю!

      – А я тебе… я тебе…

      – Вот и видно, что вы люди, – покачал головой Пустышка. – Только человек говорит: «Это я, а это – мое!» И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому…

      Тишина. Напряженная, внимательная тишина.

      – Бог сказал бы: «Это – я; а эта гора – тоже я! Каждый камень на ней – я, каждый куст – я, ущелье – я, пропасть – я, ручей в расщелине – я, русло ручья – я!» Вот что сказал бы бог…

      – А Зевс его молнией! – крикнул Ификл. – Да, Пустышка?

      – Кого, малыш? Если есть «я» и есть «мое» – тогда можно молнией… Огонь, грохот – и «я» исчезло, а «мое» стало «ничье» и вскоре будет «чьим-то»! Но если все – «я», тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье – кого? Гору – молнией?

      – Гору! – закричали оба.

      – Всю гору?

      – Всю! Стереть с лица земли! Трах – и нету!..

      – Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: «Земля – это я!» А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: «Река – это я!» Вода в