Ледяной город. Джон Фарроу

запирай дверь, – приказным тоном сказал он. – Нравится тебе это или нет, но я вернусь через пять минут.

      Он быстро вернулся и принес с собой кучу соков, лекарств, печенья и супов.

      – Я тебе, Окиндер, помереть не дам. Я из тебя еще не все дерьмо выбил. Ну как ты, не получше?

      – Да, – сказал Бойл. Он был настолько бледен, что кожа его даже отдавала в желтизну.

      – Выпей вот это.

      – Чего вы от меня хотите, Гаро? Только говорите медленно.

      – У тебя есть что-нибудь для публикации?

      – Да, лучший репортаж, который мне удалось сделать. Но я его не закончу, пока не поправлюсь.

      – Ладно. Это хорошо. Слушай, хочу тебе подбросить еще один сюжет. Я знаю, что ты сам привык искать себе темы, мы ведь так и договаривались. Поэтому прошу тебя заняться этим в качестве личного одолжения. Я больше ни к кому не хочу обращаться с такой просьбой.

      Здесь недалеко от тебя, на этой же улице – не знаю, слышал ты об этом или уже болел, – в канун Рождества убили одного паренька. Его звали Акоп Артинян. На нем был костюм Санта-Клауса. Ему сломали шею, а потом в спину воткнули крюк для туш так, что он прошел сквозь сердце. Я только что был на месте преступления. Он там жил, или, может быть, он там только умер. Мебели там вообще никакой – еще меньше, чем у тебя. Холодильник нашли совершенно пустым. И одежды не было никакой в том шкафу, где он висел мертвый. Вообще ничего не было – только стол и шкаф. Вот так-то.

      – Как вы туда попали? – спросил Бойл. Он пытался слушать внимательно, но у него кружилась голова. Заметив, что Гаро Богосян не отвечает, он чуть вздернул подбородок. Мужчина, склонившись вперед, сидел на стуле с прямой спинкой и вертел в руках шерстяную шапку.

      – Гаро…

      Редактор прочистил горло.

      – Я родней ему прихожусь, Окиндер. Акоп – мой племянник. Сын моей сестры. Мы не можем этого понять. Что он делал в той пустой квартире? Почему он был одет как Санта-Клаус? Он был хорошим мальчиком, просто отличным парнем. Кому могло прийти в голову его убить? И еще эта дурацкая надпись, которая болталась у него на груди: «Веселого Рождества, М5». Что это? Я хочу сказать, что все это значит? Ты хорошо знаешь жизнь города, когда ты не занимаешься бездомными, ты ведь пишешь о молодежи. Я очень надеюсь, что тот репортаж, о котором ты говорил, не о бомжах.

      – Нет, он как раз о них самых. Сочувствую, Гаро, вы пережили такое горе. Не знаю даже, что и сказать… Я себе в страшном сне такое представить не смог бы.

      Богосян махнул рукой.

      – Спасибо. Со мной все в порядке. На первый взгляд от этого просто жуть берет, такого просто не может быть. Помоги нам разобраться, пойми, это твоя улица, твой район… Если он в чем-то был замешан, тогда тебе надо будет об этом написать. Но мы хотим знать, в чем здесь дело! Это матери его надо, отцу, мне – я только что был на похоронах. Мне тоже надо знать, в чем здесь дело.

      Окиндер Бойл представить себе не мог, что увидит когда-нибудь Гаро Богосяна, готового расплакаться. От этого зрелища он даже на время забыл о своей хвори.

      – Я сделаю все,