Из школы на фронт. Нас ждал огонь смертельный…. Булат Окуджава

минометному искусству с раннего утра до позднего вечера.

      – Батарея, смиир-р-на! – кричал сержант Ланцов, и вдруг его взгляд упирался в кого-нибудь из нас, ну, допустим, в меня, и он багровел и командовал: – Акаджав, два шага вперед шаго-о-ом марш! (Он никак не мог привыкнуть к моей фамилии, ему все время казалось, что окончание «ва» должно относиться к женщине.)

      И я делал два шага вперед. И он подходил ко мне.

      – Что это вы расхлябанный какой! – начинал он грозно. – Не выспались?..

      Но затем на лице проступала скорбь, и он добавлял тихо и обреченно:

      – А ну, подтянись…

      Я подтягивался из последних сил, я делал все возможное, чтобы выглядеть солдатом, но что я мог? Бахрома на моих брюках подступала к коленям, от футболки оставались рукава да кокетливый воротник. Нынешние хиппи взяли бы меня за образец, но они тогда еще не родились, а мы торопились на фронт. Поэтому сержант Ланцов махал рукой и отправлял меня в строй.

      Затем звучала команда: «Шагом марш! Запевай!» Мы дружно ударили босыми ногами в алазанскую пыль, и я запевал:

      – Утро красит нежным светом…

      Наконец, нам раздали настоящие карабины и брезентовые патронные сумки. Был грандиозный праздник.

      – Вот видишь, – философски заметил Папинянц, – я же говорил: постепенно все будет…

      И действительно, вскоре мы познакомились с настоящими гранатами, и наши командиры кинули несколько в овраг. Запахло порохом. Однажды вечером после отбоя нам всем раздали по две гранаты, и по два запала, и по брезентовому чехлу с двумя кармашками для гранат и с двумя отделениями для запалов.

      – Значит, так, – сказал сержант Ланцов. – Граната сама не взорвется, но ежели мы в нее вставим запал, вот так, затем выдернем чеку, вот так, тогда можно бросать…

      – А можно не бросать? – пошутил кто-то.

      – Можно и не бросать, – с усмешкой сказал сержант Ланцов. – Сделайте все, как положено, отойдите во-о-он туда и положите гранату в карман…

      Охотников, разумеется, не нашлось.

      – Все поняли? – спросил сержант.

      – Все! – крикнули мы нервно.

      – Учтите, – добавил он, – запал – штука нежная… А теперь наденьте гранаты на пояс, как положено, и расходись по палаткам спать.

      – Прямо с гранатами?!

      – Ага, – сказал сержант, – и чтоб не вздумали кто снять.

      Я лежал на своем матрасе и боялся дышать. Гранаты упирались в бок.

      – Юрка, – спросил я едва слышно, – ты не помнишь, если запал отдельно от гранаты вдруг взорвется, она тоже взорвется или нет?

      – Не помню, – прошептал он.

      – Ребята, – сказал кто-то, – главное – во сне на нее не лечь. Главное – не давить на нее, проклятую…

      – Разве она от давления взрывается тоже? – спросил я.

      – Кто ее знает, – ответили из темноты, – а лучше не давить…

      Прошло еще некоторое время, и внезапно прекрасным, как это говорится, кахетинским утром повели нас в баню, откуда мы