Из школы на фронт. Нас ждал огонь смертельный…. Булат Окуджава

без стука наша соседка. Мы шумно ее приветствовали. Она сказала белыми губами:

      – Вы что, ничего не слышали?

      – Слышали, – сказал дядя Николай, – столько чего слышали… А что вы имеете в виду?

      – Война, – сказала она.

      – А-а-а, – засмеялся дядя Николай. – Таити напало на Гаити?

      – Перестань, – сказала тетя Сильвия. – Что случилось, дорогая?

      – Война, война… – прошелестела соседка. – Включите же радио!

      По радио гремели военные марши. Я выглянул в окно – все было прежним.

      – Вот что, – сказала тетя Сильвия дяде Николаю и мне, – бегите в магазин и купите побольше масла… Я знаю, что такое война!..

      Мы отправились в магазин. Народу было много, но продукты, как обычно, лежали на своих местах. Мы купили целый килограмм масла.

      – Может быть, еще? – спросил я.

      – Ты сошел с ума! На нас уже смотрят. Стыдно.

      Мы принесли то масло домой. Кто знал, что война так затянется?

      По улицам потянулись новобранцы. Среди них были и молодые женщины. Все вдруг переменилось. О море думать не хотелось.

      Пришел мой друг, Юрка Папинянц.

      – Ну, – сказал он, – в военкомат не идешь?

      – Конечно, – сказал я, – пошли.

      По дороге я сказал:

      – Хорошо бы в один танковый экипаж попасть…

      – Хорошо бы, – сказал Юрка.

      Маленькое, робкое сомнение пискнуло где-то в глубине и смолкло.

      В военкомате дым стоял коромыслом, грохотали сапоги, толпились люди, плакала какая-то женщина, трудно было протолкнуться.

      – Чего пришли? – спросил усталый маленький капитан по фамилии Комаров.

      – Да вот пришли, хотим против фашистов воевать… – сказал Юрка. – Хорошо бы в один экипаж.

      – Вызовем, вызовем, – сказал капитан. – Идите.

      «Вот бюрократ чертов!» – хотел сказать я, но сказал иначе:

      – Зачем же вызывать, когда мы сами – вот они? Оформляйте, чего уж тут…

      – А ну идите отсюда! – вдруг заорал он.

      И мы ушли.

      – Наверное, мы неправильно вошли, – сказал я, – что-нибудь не так сказали… Все-таки на фронт просимся, а не на базар…

      На следующий день мы отправились снова, но нас опять выгнали. И на третий день тоже, и на четвертый… Но на восьмой нас не выгнали.

      – Э-э-э-э, – сказал капитан, – черт вас дери совсем! Надоели, будьте вы неладны…

      Я хотел сказать ему, что и он нам надоел тоже, но не сказал. Мы уже привыкли друг к другу, как родственники.

      – Куда ты торопишься? – сказал он мне. – Ну куда? Посмотри на себя: ты ведь совсем цыпленок.

      – Ничего, – сказал я браво, – легче маскироваться.

      – Э-э-э-э, – сказал он, – надоели! – И вручил нам по пачке розовых повесток: – Чтобы к вечеру разнесли. Все!

      – А на фронт? – спросили мы.

      – Я сказал – все! – крикнул он, багровея, и мы отправились.

      Мы ходили по улочкам Сололаки, и по Грибоедовской улице, и по Судебной, и по улице Барнова и спускались