Русский флаг. Александр Михайлович Борщаговский

лютеранской церкви, о немецкой кухне, архитектурных красотах Ревеля и велся с помощью междометий и восторженных восклицаний.

      Никто не знал, когда уйдут «Оливуца» и транспорт – это могло случиться в любой день, – но то, что с ними отправится почта, было известно всем, и контора Трапезникова стала средоточием общего интереса.

      Диодор Хрисанфович стоял у порога собственного дома, когда Зарудный пришел к нему с частными письмами в Ялуторовск и Иркутск. Почтмейстер переругивался с женщинами – солдатскими вдовами, хлопотавшими о пенсии, и двумя нижними чинами из портовой команды. Протянув правую руку с грязным указательным пальцем, он цедил сквозь зубы:

      – В ящик! В ящик, канальи!

      Пререкания эти шли, видимо, давно. Одна из женщин успела поплакать и теперь, всхлипывая, вздыхала так глубоко, что Трапезников с опаской косился на нее.

      – Видишь ты, – начал один из солдат, – ящик твой шибко большой, там письму недолго и потеряться, а мы…

      Он не успел договорить, как почтмейстер взревел:

      – Не смей тыкать, я тебе не ровня! – Потом хмыкнул носом и строго спросил: – Вы что же, недовольны порядком, установленным правительством?

      – Не-е-е, – торопливо заговорил солдат, – мы не супротив порядка. Однако просим из рук взять письма, как прежде брали… Чтоб в книгу аккурат записали…

      – Бросай в ящик, успеем записать.

      – А ты прежде запиши.

      – Порядка такого нет, дубина этакая! Инструкция запрещает.

      – Мы инструкции не касаемые, – заголосила пожилая баба, – мы приватные, ба-а-рин… Возьми письмо Христа ради. Последний целковый отдала…

      Она упала перед ним на колени.

      – С-с-скоты! – прошипел Трапезников и захлопнул дверь, задвинув изнутри засов.

      Просители растерялись и не знали, что им теперь делать: опустить письмо – того и гляди суда уйдут, а Трапезников в отместку им и не вынет… Каверзный характер его в Петропавловске хорошо был известен.

      Зарудный взял письмо у женщины, все еще стоявшей на коленях, и бросил его в ящик.

      – Барин, барин! – заплакала женщина. – Что же ты со мной сделал, барин!

      – Вот что, служивые, – Зарудный не обращал внимания на ее слезы, живо бросайте письма в ящик. Ничего им не станет.

      Солдаты мялись в нерешительности, стараясь не смотреть на Зарудного.

      – Вы меня знаете? – спросил он.

      – Как не знать! – привычно ответил молодой солдат, хоть он и впервые видел Зарудного.

      Второй сказал:

      – Примечали…

      – Напрасно время тратите здесь. – Зарудный постучал согнутым пальцем по своему лбу и показал на дверь, за которой скрылся Трапезников. – Не прошибете! Я обещаю вам, что письма будут вынуты из ящика в самом скором времени и занесены в реестр.

      Спокойный тон Зарудного подействовал. Письма упали в ящик. Люди прислушивались к таинственному шороху конвертов; солдат даже похлопал