Разин Степан. Алексей Чапыгин

суды… тиранят народ!

      5

      Недалеко от битого места дерутся две бабы. У них в руках было по караваю хлеба. Теперь хлеб затоптан в песок, а бабы, сорвав с головы платки, таскаются за волосы, шатаясь, тычутся в толпу. Толпа науськивает:

      – Белобрысая, ты за подол ее, за подол!

      – Кажи народу ее подселенную!

      – Черная жонка, вали ее, дуй коленкой-то в пуп! В пуп, чертовка, да коленкой, – э-эх!

      – А не, робята! Русая забьет. Страсть люблю у жонок зады – мякоть…

      – Лакомый, видать, снохач?

      – Зады у жонок… я знал одну…

      – Беги!

      – Площадной дьяк!

      – Не кусит! Чего бежать?

      Дьяк со стрельцами подходит не торопясь. Бабы лежат, лежа, держат одна другую за волосы, плюются и языки высовывают.

      – Эй, спустись, кошки!

      Бабы не спускаются. Дьяк говорит стрельцам:

      – Берите-ка на съезжую!

      Бабы вскакивают, подбирают волосы, одергивают сарафаны. Одна, тощая, с желтым лицом, кланяется:

      – Господине, дай молыть?

      – Ну?

      – Да как же, господине, она моему мужу передом, все передом угобжает – без ума мужик стал!

      Другая тоже кланяется:

      – Господине дьяче, она жена ему постылая, на всех лжет, а у самой жабы в брюхе квачут и кулькают. Чуять ее страшно, болотной тиной смородит, икота у ей завсегда…

      – Ах ты сволочь, перескочи твою утробу! Да я тебя…

      – Вот, господине дьяче, вишь кака она привязучая!

      – Робята, разведите их дале врозно да в зад коленом, – говорит стрельцам дьяк и идет в толпу, громко выпуская из себя газы.

      – Будь здоров, дьяче! – слышится голос.

      Дьяк отвечает строго, чувствуя насмешку:

      – Поди, постов не блюдете? А я блюду – с редьки это у меня по брюху ходит.

      Он обошел ряды возов и, не видя того, с кого можно взять тамгу, исчез. Толпа шатающихся праздно прибывает. В толпе появился татарин. На худощавом рябом лице горят зоркие глаза; татарин – в синей ермолке, в серой чалме, в желтом бархатном зипуне, в зеленых чедыгах с загнутыми носками, с мешком в руке.

      – Купим соли, урус? Купим соль! – и трясет мешком.

      Народ лезет к татарину, покупая, дивится, что дешево:

      – Да где ты добыл, поганый, соль?

      Татарин запускает в мешок большие руки, пригоршнями мерит соль, а берет за фунт грош…

      – У нас на Казань нет бояр, нет Морозов, нет Плещеев, на Казань соль три пригоршни – грош… А был на Казань князь, татарский князь, соль дорожил – народ не давал, рубили ему башка, соль дешев стал!..

      – Православные, ино татарин правду сказывает!

      – Кабы Плещееву завернуть голову, то соль была бы…

      – Морозову…

      – Морозову заедино!

      К татарину протолкались сквозь толпу два человека в длинных сукманах, в черных, похожих на скуфью шапках:

      – Пойдем-ка, поганый, с нами!

      Татарин на всю площадь крикнул:

      – Гей, люди московские! За добро и правду к вам меня истцы берут.

      – Пошто?