Разин Степан. Алексей Чапыгин

окна чирикали воробьи, слышался звон и громыхание каких-то тяжелых вещей, которые не то катили, не то везли.

      – Немчин опять на государев двор пушку тянет…

      – Молыть надо: Кукуй3 – подь на Кукуй!

      – А не скажу того – кнута пробовал! – шутили в глубине кабака у двери в прируб на бочках, огромных и пузатых, оборванцы-питухи. Они сидели в обнимку с женщинами. Женщины лезли одна к другой и спорили. Целовальник крикнул:

      – Драться, жонки, вольготнее на улице!

      – А ты там стой! Она у меня Микешку отбила, а Микешка мою кику4 спер…

      – Ой, ой! Да она, вишь ты, не посацкая жонка?

      – Матренка-то? Она, ведомо всем, кабацкая боярыня!

      – Ха-ха-ха!

      – А кика твоя с жемчугом аль с венисами?5

      – Кика у меня от бабки!

      – Знаю теперь – ха-а-а-рошая… Тут, вишь, братаны, на торгу юродивой Гришка-горб шатается, так он Матренкиной кике непочетное место нашел: носит в портках, а зовет – килой!

      – Хо-хо-хо!

      – У, ты, образина нехрещеная!

      Бочки лежали, иные торчали стоймя, люди за ними были как за колоннами, выходили и вновь прятались. За бочками кто-то тренькал на струнах, а перед бочками тонконогий, черный, в длинном подряснике, подпоясанный рваной тряпицей, плясал поп-расстрига, гнусаво напевая:

      Дьякон с дьяконицей,

      Дьявол с дьяволицей —

      Пономарь кошке

      Окалечил ножку!

      Кошка три года хворала,

      Все кота недолюбала,

      Кот упал с тоски.

      Перебил горшки!

      Из-за бочек выскочил музыкант, тренькавший на ящике.

      – У, ты! Сидел бы там.

      Музыкант заюлил, завертелся, загребая рваными полами старой распашницы, видимо, украденной у жены. В прорехе мелькал голый, замаранный смолой зад.

      Музыкант колотил по ящику, дергал натянутые на нем струны, подпевал:

      Как под ельницею,

      Под березницею

      Комар с мухой живет,

      Муха песни поет.

      Ой, спасибо комару,

      Что пришелся ко двору,

      Ой, спасибо мушке —

      Прожужжала ушки!

      – Эй, народ! Знаете, что ваши домры да сломинцы6 сожгли по патриаршу слову и нынче настрого заказано в кабаках песни играть?

      Музыкант перестал плясать, а кабатчику ответил:

      – Ништо, батько Трифон! Москва погорит – сам спляшешь.

      – Ах ты, голое гузно! Ужо истцы придут, по-иному заговоришь.

      Кабатчик выскочил из-за стойки с плетью. Жонки-пропойцы дрались.

      Казак потянул женщину за собой. Целовальник разогнал дерущихся, вернулся за стойку. Не видя казака и его подруги, пожалел, тряхнул бородатой головой, икнул, покрестил рот:

      – Истцы не идут, а детину с жонкой упустил. Детина – с саблей… кровь на руках, воровские каки-то людишки…

      Женщина двигалась, будто во сне. Казак спросил:

      – Ты, жонка, ведаешь ли путь?

      – Веду,

3

Кукуй – слобода, где жили немцы.

4

Кика – женский головной убор.

5

Венис – гранат.

6

Сломница – кривая труба.