Разин Степан. Алексей Чапыгин

родня-атаман, ведай: Москва давно хочет склевать казацкую вольность. Москва посадила воевод по всей земле русской, одно лишь на вольном Дону мало сидят воеводы… На вольном Дону казак от поборов боярских не бежит в леса, а идет в леса доброй волей в «гулебщики» – зверя бить, рыбу ловить – да гостем гостит за ясырем по морям… дуванит на Дону свою добычу по совести…

      – Ото правда, дид! – отозвались снизу.

      Атаману показалось, что дверь в сени за его спиной слегка приоткрылась, он оглянулся, поправил шапку и заговорил:

      – Таких слов, дед Тимофей, не надо сказывать тогда, когда от Москвы посланцы живут у час, – это вольному казачеству – покор и поруха. Москва имает каждое наше слово, и уши у ней далеко слышат…

      – Эй, отец атаман, зато ты так говоришь, что – чует мое старое сердце – приклонен много царю с боярами… Ой, дуже приклонен!

      Под кудрями бараньей шапки вспыхнули не видимые до того глаза атамана, но он выколотил о крыльцо трубку, набил ее, закурил от кресала и тогда заговорил спокойно:

      – Откуда ты проведал, старый казак, что Корней падок на московские порядки? Вы, матерые казаки, судите по совести: холоп я или казак?..

      – Казак, батько Корнило!

      – Казак матерой, в боях вырос!

      – Еще, атаманы-браты, – сбил меня Тимофей с прямого слова, – хочу я довести кругу, что посланец-боярин от Москвы не пустой пришел, пришел он просить суда над Степаном Разиным. Чем виноват мой хрестник, пускай кругу поведает сам.

      Молодой казак встал:

      – Или мне, батько хрестный и вы, матерые низовики, место не в кругу казацком, а на верхнем Дону?

      Атаман, покуривая, прошептал:

      – Пошто встал, хрестник, и ране времени когти востришь? Сиди – свои мы тут, без письма судим.

      – Пускай кругу обскажет казак, что на Москве было!..

      – Говори-ка, Стенько.

      – Москва, матерые казаки-атаманы, зажала народ! Куды ни глянь – дыба, кнут; народу соли нет, бояре под себя соль взяли…

      – Ото што-о…

      – Глянул на торгу – шумит народ. «Веди на бояр – соль добудем!» Судите по совести, зовут казака обиженные, мочно ли ему не идти? Пошли, убили… царь того боярина сам выдал…

      – Чего еще? Сам царь выдал!

      – Дьяка убили – вор был корыстной, чу ино – хлеб режут, крохи сыплются – пограбили царевых ближних… Бояре грабят, пошто и народу не пограбить бояр?.. Мстился народ, а утром глянул: висит на торгу бумага – «имать отамана»; чту – мои приметы. Угнал я на Дон, а на Дону – сыск от бояр… Да и мало ли наших казаков Москва замурдовала!

      – Ой, немало, хлопец!

      – Не выдаем своих!

      – Гуляй, Стенько! На то ты казак…

      – Отписать Москве: «Поучили-де его своим судом!»

      – А ты, хрестник, берегись Москвы! Потому и дьяков не позвал в круг я…

      – Не робок, пускай ловят!

      – Еще скажу я вам, матерые казаки, в верхних городках много село беглых с Москвы; люд все более пахотной, и люд тот землю прибирает. Годится ли такое?

      – Оно верно, Корней! Не годится казаку землю пахать…

      – Пущай