Под старыми кленами (сборник). Александр Малиновский

у некоторых птиц гнёзда на деревьях, ближе к небу. Вон, на том берегу, цапля живёт – птичище огромное. У неё гнездо на самом большом дереве, почти в небе.

      – Я тоже хотел остаться поближе к небу – год проработал после выхода на пенсию в диспетчерской аэропорта. Но… сократили… – как бы отвечая и на мой немой вопрос, сказал Андрей Иванович.

      Насте непонятно, о чём говорит дед Андрей, и она замолчала. Но ненадолго. Взглянула на всех, проговорила, как будто сама себе:

      – На небе места много и на земле много, всем места хватит – и птичкам, и человекам!

      Мы все заулыбались.

      – Верно же?

      – Верно-то верно, – сказал задумчиво Андрей Иванович, – но вот я люблю ландыши весной и бересклёт осенью. А они только на земле растут.

      – А кто такой бересклёт? – спросил Алёшка.

      – Не кто, а что! Это кустарник. Мы с тобой его видели. Я показывал, в овражке у речки.

      – Я его и не запомнил.

      – Это оттого, что он летом неприметный, – пояснил Андрей Иванович, – листья бледно-зелёные, цветочки махонькие. Но придёт осень и он преобразится: куст становится лиловым и пурпурным и идёт от него особый золотистый свет. А в листве – словно кто-то развесит оранжево-красные фонарики. Жалко, что вас не будет здесь осенью, удивились бы!

      – Я буду, – возразила Настя, – значит, увижу красоту!

      – Ну, вот, Настя, тебе больше повезло, чем нам, – порадовался за неё Андрей Иванович.

      «Ты, Витю видел?»

      Последней прилетает из далёкой Индии в наше лесостепное Заволжье красногрудая чечевица. Прилетела в свой срок и вот с верхушки вяза печально так спрашивает:

      – Ты, Витю видел? – такая у неё песня.

      Мы идём с Настей по лесной дороге, взявшись за руки, и я отвечаю почти машинально:

      – Не видел, нет у нас таких.

      – Ты с кем разговариваешь? – спрашивает моя спутница.

      – А ты разве не слышишь, – говорю, – птаха уже в который раз спрашивает:

      – Ты, Витю видел?

      – Правда! – говорит Настя и повторяет вслед за птицей:

      – Ты, Витю видел?

      – Нет, – отвечаю теперь им обеим, – не видел. – И невольно смеюсь.

      Настя стоит серьёзная. Смотрит на меня в упор и говорит:

      – А вдруг у неё сыночек Витя и они потеряли друг друга? Что теперь нам делать? Как помочь?

      Когда подошли к затравевшему озеру, подала голос золотистая иволга. Печальный и нежный зов её, как дуновение, прошёл по тальнику и затих. Словно замолчала робкая флейта, пропав в дупле огромной старинной ветлы.

      Не знающий грусти бодрый дятел тут же заполнил наступившую паузу гулкими ударами клюва по сухому дереву.

      И грусть прошла.

      Деловитый дятел, не жалея себя, словно барабанщик, готов был построить под свою дробную музыку весь птичий окрестный мир.

      Чикалки-чирикалки

      – Мой отец – молоковоз, – говорит важно Настя.

      Они сидят с Алёшей на кухне и бабушка Вера, пока не готов завтрак, угощает их молозивом – молоком от недавно отелившейся коровы. Бабушка его томит в печке и ставит на стол в большой плоской