Лучшие френды девушки. Нина Запольская

Ольга Нестеренко приблизилась к Андрею.

      – Здравствуй, Девочка Элли, – выговорил он помертвелыми губами, уже чувствуя, как жизненные силы постепенно возвращаются в него. – Ты ещё не нашла своего всемогущего волшебника?

      – Нет, Железный Дровосек. Не нашла, – ответила она, запрокинула к нему голову и спросила в свою очередь: – А ты не завёл ещё себе человеческое сердце?

      И он, глядя в это лицо, прекраснее которого для него когда-то не было ничего на свете, ответил с улыбкой:

      – Иметь сердце на моей работе – это непозволительная роскошь. Ты же знаешь.

      Он смотрел на неё с высоты своего роста, не представляя, что ещё сказать. Наконец, нашёлся:

      – Не знал, что ты теперь семейный адвокат Серовых.

      – Я защищала в прошлом году сына Серова от первого брака, – ответила она.

      Тут вернулся шеф и принялся говорить ей комплименты. Она кокетливо засмеялась, отвечая шефу тем же. Голос её был чувственный, уверенный, довольный даже.

      Наконец, они опять пошли: шеф впереди, показывая дорогу, Андрей – позади всех.

      ****

      Глава 1. Свобода навсегда: за полгода до событий пролога

      Глава, которую можно считать завязкой этой истории, потому что с неё всё и началось после того, как Винский потерял друзей.

      Дожди здесь шли, как по расписанию – можно было часы проверять.

      Дожди начинались ровно в пять вечера и шли час. Потом опять выглядывало солнце, и через двадцать минут – словно не было никакого сумасшедшего ливня. Солнце здесь рано вставало и рано садилось на покой, а день длился двенадцать часов. Не успевал Комбат приготовить им немудрящий ужин, состоящий из выловленной в реке рыбы-пираруки, как на небе кто-то поворачивал выключатель, и наступала ночь. Смертельно усталые, они падали в гамаки, намазавшись средством от москитов из листьев и смолы туземных растений, названия которых он, Винский, теперь уже забыл.

      В тот вечер Винскому долго не спалось. Он ворочался в гамаке, пытаясь найти удобное положение. Удобного положения всё не было, а было жарко и душно, по заросшему лицу растеклось треклятое антимоскитное средство, свербело потное, вонючее, давно не мытое тело, а в голове крутились, не прерываясь ни на минуту, обрывки давних грёз, старательно забытое мерцание парчи, чёрная пена кружев и заломленные женские руки.

      – Хочу цыган, – громко сказал Винский в темноту.

      – Да где же мы тебе здесь цыган-то возьмём? – откликнулся из темноты Док сонным уже голосом.

      – Не знаю, – ответил Винский и добавил: – Душа просит…

      ****

      Цыганки пели.

      Они плавно ходили по кругу, вздымали над головами узорчатые шали, пёстрые юбки их развевались, смутно обрисовывая стройные бёдра и ноги, лица были горды и самозабвенны, пышные груди колыхались в такт песне. Гитары рокотали грустно, чувственно и нежно, им пронзительно вторили скрипки. Винский ощущал мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились дальние дороги, вольная воля и запах ковыльных степей.

      Винский не