Приносящая удачу. Анастасия Александровна Енодина

на него странно. Он вроде и привык, что этот парень вечно дерзит и вечно напоминает, кто он, словно дразня и пытаясь заставить вернуть его за решётку, но всё равно иногда хотелось его ударить. Как сейчас. Мужчина даже сжал кулак, но вовремя остановился и спросил:

      – Ты совсем не испытываешь благодарности?

      – За что? – усмехнулся парень. – За то, что вместо положенных трёх лет в темнице я таскаюсь с вами и помогаю вам?

      – Ты бы не протянул трёх лет и сдох там, – спокойно ответил ландграф.

      – Лучше сдохнуть там, чем с вами здесь! – он презрительно сплюнул, показывая, насколько презирает стоящего перед ним человека. – То, что вы выкупили меня, не спросив, и то, что наложили чары, при которых я не могу вам ничего сделать, это подло. Так что молитесь лучше, чтобы, когда исполню долг, я нашёл себе развлечение по душе, и не стал мстить.

      – Я не сделал ничего плохого… тебе, – уверенно сказал Леон, поскольку поведение Олана раздражало.

      Он многим причинял зло, и они имели полное право ненавидеть его, но конкретно этому парню он ничего дурного не приносил: ни бед, ни страданий, ни лишений. За что этот вытащенный из-за решётки следопыт ненавидел его, было ему совершенно непонятно и даже как-то обидно. За столько лет всеобщего презрения Леон думал, что подобное отношение к нему уже никогда не удивит, но ошибся: его спутник презирал его, не зная и половины его грехов, и это не могло не удивлять.

      В ландграфе Олана раздражало всё. И ненавидел он его тоже за всё: за то, как тот вечно по-доброму общался, прямо глядя в глаза, за то, что всегда следил за собой, был опрятен и скромен, за то, как всегда умел находить выход из любой ситуации, не отчаиваясь и не паникуя; и особенно за то, как всё это помогало ему умело использовать людей. О нём ходило множество слухов. Каким-то Олан верил, каким-то – нет. Но суть сводилась именно к тому, за что он так его ненавидел: этому типу всё давалось легко, он был богат, самоуверен и мог подмять под себя любого. Ко всему прочему, каким-то немыслимым образом при их личном общении в эти полтора дня Леон умело носил маску скромняги, которого легко озадачить и смутить. Олан слышал о ландграфе давно, но впервые увидел у церкви. Тогда он уже заочно ненавидел Леона, и потому принципиально не согласился помогать ему. Он и представить себе не мог, что эта скотина посмеет воспользоваться магией порабощения. Это была редкая магия, в которую парень не верил, пока сам не попал под её влияние. Проклятый ландграф мог оказаться ещё и магом – о нём и подобное рассказывали. Тогда от него живым не уйти. И особенно злило, когда Леон о чём-то спрашивал, словно хотел заставить поверить, что ему интересно и что он видит перед собой человека, а не просто инструмент для достижения цели. В этом Олана было не провести: он не уличная торговка, верящая во всякие россказни, он умел выделять из сплетен суть и точно знал, что Леон – негодяй и, даже если не маг, верить ему нельзя.

      – Стойте тут, я осмотрю болото, – сказал Олан, и Леон послушно остался стоять на месте.

      Парень принялся расхаживать по болоту. Он легко проследил