Да здравствует кошмар. Роман. Олена Талалай

мне исполнилось пять лет, мама пошла работать в библиотеку, а меня отдали в детский сад. Тут-то и началось мое политическое воспитание. До сих пор мама рисовала мне зайчиков и белочек, ради которых я совершал небывалые подвиги, спасая их от огнедышащих драконов, клыкастых осьминогов и прочих монстров. Мама объяснила мне, что Земля – круглая и вращается вокруг Солнца, но как-то забыла рассказать, что наша Родина – Советский Союз, столица нашей Родины – Москва, а самый замечательный на свете человек – дедушка Ленин. Походив какое-то время в детский сад, я проникся «коммунистическими идеями» и по вечерам с упоением декламировал папе и маме стихи о Красном знамени, Красной площади и Красных звездах.

      – Ничего удивительного, – говорил по этому поводу папа, – красный всегда был его любимым цветом.

      – Зря я повесила в его комнате красный абажур, – сокрушалась мама.

      – Да, подсознание еще сыграет с ним злую шутку… Женится, к примеру, на первой встречной только потому, что на ней было красное платье…

      – Зато никто не заподозрит нас в антисоветизме.

      Чтобы как-то отвлечь меня от «кремлевских проблем», мама принесла с работы стопку книжек с замечательными сказками и картинками. Первая же сказка, которую прочитала мне мама, открыла мне истинную цель моей жизни. Я не помню, как она называлась, и кто ее написал. Рассказывалось в ней о том, как некий злодей с помощью порошка, приготовленного из сухих сорняков, оживлял деревянных солдат. Я долго размышлял о смысле прочитанного и, наконец, торжественно сообщил своим родителям:

      – Я решил, кем стану, когда вырасту.

      Родители поняли серьезность момента и сделали внимательные лица.

      – Я буду изобретателем. Я изобрету оживительный порошок, чтобы оживить Ленина.

      К моему удивлению, родители не выразили восторга, и, чтобы они все же обрадовались, я добавил:

      – И вас, конечно, оживлю, если вы вдруг умрете.

      Ужастиков по телевизору тогда еще не показывали, и родители не были морально готовы к такому заявлению, но папа сказал все-таки:

      – Спасибо, сынок.

      Папа никогда не вызывал у меня особого беспокойства, он был огромным и несокрушимым, как скала. А вот за маму я боялся. Она была похожа на огненную лилию на длинном тонком стебле, прекрасную королевскую лилию с тяжелым венцом золотисто-рыжих волос и глазами, светящимися, как темный янтарь. Если ее не было рядом, меня почти постоянно мучил страх ее потерять.

      Однажды я увидел из окна похороны во дворе и мертвое тело в гробу. Ничего более страшного я раньше не видел. Я спросил у мамы, куда уносили «неживого дедушку», и почему его нельзя оставить дома. И мама объяснила мне…

      В ту ночь мне снилась мама, лежащая в гробу, неподвижная и немая. Я плакал, тряс ее за плечи и кричал: «Мама, вставай! Мама, вставай!» Пробуждение не принесло облегчения. Мысли о маминой смерти продолжали меня преследовать