Лжедмитрий. Царская плаха. Александр Тамоников

из Москвы докторов ученых запросить? Царь Федор не откажет. Все-таки братья они по отцу. Ваш-то немец, видать, в хвори не разбирается.

      – А как доктора московские разберутся, ежели эту хворь напустили на царевича люди темные, злобные?

      – Ты думаешь, это порча?

      – Чего я думаю, то тебя не касается. Есть разговор с царицей, ступай к ней. Она тебя примет. А мне с тобой разговаривать не о чем.

      Битяговский вздохнул и произнес:

      – Как ты, боярин, не поймешь, что я прислан сюда по воле царя Федора Ивановича. Обязанности на меня лично он наложил, грамоту со своей печатью выдал.

      Нагой усмехнулся.

      – А Годунов Борис Федорович, конечно, к этому никакого отношения не имеет. Не надо мне, дьяк, сказки сказывать. Я их в детстве наслушался.

      – Не пойму, чего вам не хватает, откуда столько злобы на всех, и в первую голову на Годунова? Борис Федорович всего лишь служит царю. Да, сестра его царица, но он не пользуется этим, да и она не позволила бы. Не стоит верить всяким слухам. Надо трезво смотреть на жизнь.

      – Ты это на что намекаешь?

      – Да не намекаю я, Михаил Федорович, только пример какой ты царевичу показываешь, когда пьяным буянишь?

      – Я буяню? Это кто же тебе такую глупость сказал? Не пью я уже. Какая собака врет на меня?

      – Об этом даже чернь говорит, а уж она откуда что берет, у нее и спроси. Значит, Мария Федоровна во дворце?

      – А где же ей по твоей милости быть?

      – Опять не то говоришь, боярин. Разве вдовствующей царице что-либо запрещено? У меня на то никаких указов нет. Да и желания тоже. Мне поручено смотреть за Дмитрием, проверять, надлежащий ли уход за ним здесь ведется. Вот и все!

      – А в бумаги наши ты тоже лезешь потому, что и они влияют на содержание Дмитрия?

      – Конечно. Там отчетность. Мне поручено ее проверять именно для того, чтобы ясно было, достаточно ли обеспечен царевич. Да тебе, боярин, этого не понять.

      – Да куда уж мне! Я же разум пропил. Давай, дьяк, ступай к Марии либо куда подальше, не зли меня.

      – А куда это кормилица царевича пошла?

      – Это ты у нее спроси, как вернется. А теперь ступай своей дорогой.

      – Я-то пойду, Михаил Федорович, только дорога у нас одна.

      – Это поглядим!

      Зимний день проходит быстро. В пятом часу вечера боярин сменил сапоги из турецкого сафьяна на кожаные, поверх рубахи надел кафтан на завязках, подбитый овчиной, взял колпак на меху и теплые рукавицы. Теперь он больше походил на зажиточного посадского, чем на боярина, чего и добивался.

      Михаил узнал у прислуги, ушел ли Битяговский, и заглянул к сестре.

      Та рассмеялась, увидев его в необычном наряде.

      – Вижу, у тебя настроение хорошее. Дьяк, что ли, поднял? – буркнул Михаил Федорович.

      Смех сразу же прекратился.

      – Тот поднимет. Ты к купцу?

      – Да. Тучкова будет у храма ждать, наверное, уже там. Проводит до подворья.

      – Ты выйди так, чтобы стражники не видели.

      – Это моя забота. А чего Битяговский хотел?

      – Про хворь Дмитрия расспрашивал,