Носке – гражданин Латвии. Яша Хайн

со станций дальних отправляясь,

      кусочки жизни медленно летят,

      в ангары памяти внедряясь.

      Переплелись: черники кислый вкус,

      лесного воздуха прореха,

      дворовый, белый разжиревший гусь

      и отраженья губ и смеха.

      В ангаре памяти – прошедший век,

      предатель, выстреливший в спину,

      и от судьбы стремительный побег,

      сознание, что не покинул

      родных – и стрелки, тикавшие в лад,

      часы, улыбка – как живая,

      портрет отца – глаза его глядят,

      в ангары памяти въезжая…

      От автора

      Мне давно хотелось написать о людях, живших во время становления и укрепления советской власти, переживших ужасы Второй мировой войны и преследований сталинского режима и доживших до распада СССР. Эти периоды неожиданно сменяли друг друга и проносились скоротечно, оставляя глубокий след в истории человечества. К сожалению, мне пока не удалось остановить свой выбор на определённых личностях и описать их взаимодействие с вышеупомянутыми эпохами. Есть на то немало причин, но основная заключается в том, что за последние пятьдесят лет моей жизни много раз менялись оценки людей и событий, особенно понятия «свой и чужой», «друг и враг» общества или твой личный.

      Расстояние между безбожным Советским Союзом и Израилем, основанном на религиозной традиции, оказалось изменчивым и зависящим от обстоятельств. Ускорение темпа исторического процесса, проблема связи между явлениями и событиями, освобождённая от временной зависимости и основанная на внутренней последовательности и логике, по-прежнему волнуют и интересуют меня. Однако в этом рассказе решил ограничиться историей моей семьи, той частью её, которая менее известна и поэтому более притягательна.

      Родился я в 1955 году в Риге, столице советской Латвии, через два года после завершения правления Сталина, воспитывался в интеллигентной еврейской семье. Вырос на обещаниях советского тоталитарного режима и верил, что скоро достигнем коммунизма и всеобщего процветания, а наши враги – капиталисты и сионисты – будут загнивать и распадаться. В этой пропаганде не оставалось места Богу: ни монотеистическому иудейскому Богу, ни другим богам, о виртуальном наличии которых я узнал из популярной в то время книги «Легенды и мифы Древней Греции» профессора Николая Альбертовича Куна. Тогда ещё не понимал, что весь современный мир культуры и науки держится на двух «китах»: иудейском ТАНАХе (Ветхий Завет в христианской традиции) и трактатах древнегреческих философов и учёных.

      О прошлом в нашей семье не говорили, жили, в основном, текущими домашними заботами. Постепенно взрослея, я понимал, что прошлое, возможно, связано с нежелательными событиями в стране, где мы проживали, и в нашей семье в частности, и что обещанное светлое будущее никогда не наступит. Осознание того, что претворение утопического будущего в реальную жизнь может быть связано с новой волной насилия и крови, а также ощущение серости в настоящей жизни и будущей безысходности, подтолкнули меня к идее эмиграции из советской Латвии в Израиль.

      Эмиграция евреев из Советского Союза в Израиль стала возможной в семидесятых годах прошлого столетия. Переезд из дождливой, холодной Латвии в огненный, пылающий в политических страстях и войнах Израиль, который развивался бешеными темпами, смена родины, идей и менталитета дались мне легко. В свои двадцать три года я обладал гибким мышлением и с радостью впитывал в себя ближневосточные образы, запахи и законы бытия. Моим родителям, которым было под шестьдесят, переезд дался не так просто, но с годами они притёрлись к новой действительности и стали чувствовать себя израильтянами. Постоянные войны и террористические акты сближали израильский народ перед лицом внешней опасности. Родители скоро стали питать тёплые чувства и гордились Израилем, несмотря на то, что часто сетовали на местную бюрократию, недостаток культуры и восточную безалаберность и грязь. Они старели, я взрослел и менялся, и всё больше осознавал, что ничего не знаю о своём прошлом, то есть детстве и юности своих родителей. Со смертью матери это чувство потерянного прошлого обострилось.

      Я пару раз предлагал отцу записать его воспоминания, но времени всегда недоставало, да и обстоятельства жизни иногда вмешивались – и приходилось откладывать задуманную работу. Рассказы отца о прошлом иногда тускнели, а иногда раскрашивались такими цветистыми и невероятными подробностями, что я не был уверен, насколько можно доверять его памяти. После смерти отца я решил, что больше откладывать нельзя – таким образом и появилась на свет повесть «Носке – гражданин Латвии».

      Повесть представляет собой смесь выдуманных событий с определёнными фактами, известными мне лично, а также почерпнутыми из книги «Уничтожение евреев в Латвии 1941—1945» под общей редакцией раввина